Элита элит

– … с тебя – похлебка. Максимально густая. Как можно больше мяса и овощей. Как можно больше лука. Вкусовые качества особого значения не имеют. Все понятно?

– Передохнуть бы трохи… – простонал Головатюк.

– Отставить передох! – чуть возвысил голос я. – Вперед, исполнять приказание!

Мне надо было, чтобы они как можно быстрее получили подпитку, иначе процесс истощения мог зайти слишком далеко, и я бы вместо ожидаемого рывка получил, наоборот, серьезный гормонально-метаболический сбой.

Пока мои подчиненные, более всего напоминающие сейчас крабов-инвалидов, потому что все их передвижения осуществлялись, этак ковыляя боком, занимались костром и приготовлением пищи, я расщепил пень, стоявший с краю поляны (во многом из-за него я и решил сделать остановку именно здесь), подготовив полторы сотни заготовок для игл. Хорошенько острогав, я воспользовался углями костра, чтобы их тщательно обжечь. Так что когда мои подчиненные закончили хлебать наваристый бульон (мясо и гущу я трогать категорически запретил: в таком состоянии их скорее всего просто бы вырвало), у меня уже все было готово.

– Так, теперь всем обнажиться по пояс, снять сапоги и сесть вокруг меня полукругом на колени, – приказал я.

Все, охая, постанывая и матерясь сквозь зубы, выполнили команду и уселись вокруг идиота, который довел людей до такого состояния и все никак не может успокоиться.

– Сейчас я сделаю кое-что с каждым из вас. После этого вы должны постараться полностью очистить свою голову от каких бы то ни было мыслей и попытаться расслышать музыку. – Я сделал паузу, ожидая вопрос.

И он последовал:

– Какую музыку?

– Какую услышите. Она непременно будет. Только, чтобы ее услышать, нужно постараться, понятно?

Сил на ответ ни у кого не было. Поэтому все просто промолчали. Я взял подготовленные иглы и присел на корточки перед Иванюшиным.

– Закрой глаза, – попросил я его.

Он послушно смежил веки. Я взял двадцатисантиметровую иглу и быстрым, но плавным движением загнал ему в левую ноздрю. Все вокруг в ужасе ахнули. Иванюшин испуганно открыл глаза.

– Иглу чувствуешь? – спросил я его.

Он скосил глаза на маленький кончик, торчащий из ноздри, и попытался кивнуть, но двадцатисантиметровый деревянный штырь ему помешал. Поэтому он, судорожно сглотнул и прошептал:

– Да-а…

– Больно?

Иванюшин несколько мгновений прислушивался к своим ощущениям, а затем удивленно ответил:

– Не-ет…

– И дальше больно не будет, – успокоил я его. – Подними правую руку и максимально растопырь пальцы.

Иванюшин послушно выполнил сказанное. Я быстрыми движениями загнал ему две иглы между указательным и средним пальцем и между мизинцем и безымянным. В последний момент Иванюшин попытался дернуться, но я был начеку и не позволил ему этого.

– И как, больно? – снова спросил я.

Иванюшин снова прислушался к ощущениям и опять удивленно ответил:

– Нет.

– Я же сказал, что не будет. А теперь – лучше закрой глаза. Так и тебе будет спокойнее, и мне легче.

Воткнув еще тринадцать иголок, я приготовил последнюю и спросил:

– Помнишь, что надо делать?

– Что? – переспросил Иванюшин.

Я терпеливо повторил еще раз:

– Полностью очистить свою голову от каких бы то ни было мыслей и попытаться услышать музыку. Понял?

– Да… а зачем это, товарищ командир?

– Завтра объясню, – отрезал я и вогнал ему последнюю иглу. Иванюшин обмяк.

Я протянул руку и проконтролировал пульс. Он был хороший – глубокий, мерный, ударов сорок в минуту. То, что надо…

Когда я закончил с последним бойцом и поднялся на ноги, девушка испуганно, но и где-то разочарованно уставилась на меня.

– А… я? Мне вы не будете это делать?

Я качнул головой.

– Нет. Тебе пока рано.

– А что это?

– Акупунктура.

Она замерла, запоминая неизвестный термин, а потом шепотом повторила его. Очень полезный навык, надо сказать.

– Ладно, у нас еще много дел. Нам надо сварить вторую порцию похлебки.

– А мясо от первой куда девать? – спросила она, с готовностью поднимаясь на ноги. А ведь девочка также получила сегодня очень нехилую для нее нагрузку. Просто молодец!

– Разложи по котелкам. Им после того, как закончат, жрать будет хотеться просто зверски.

– А можно будет? – уточнила она, памятуя о моем запрете на твердую пищу.

– Потом – да, – отозвался я.

Иглы из моих орлов я извлек через двадцать пять минут. На первый раз этого времени должно быть достаточно. Иванюшин, которого я освободил от игл первым, очнулся, когда я вытаскивал иглы из Головатюка. С минуту он смотрел на процесс таким спокойно-отрешенным взглядом, который всегда бывает у человека сразу после медитации, а затем перевел взгляд на Гарбуза и Кабана, все еще напичканных иглами, и вздрогнул.

– Это я тоже таким же… утыканным был? – тихо прошептал он.

– Да, – отозвался я, продолжая работать. – Есть хочешь?

Этот вопрос включил ощущения, и Иванюшин едва не застонал от того, как у него засосало в животе.

– Да!..

– В котелке мясо. Ешь, сейчас можно, а потом еще зачерпнешь в котле похлебки.