– Ну-ну, работай. Но имей в виду, твое расследование на личном контроле у комиссара, – Буббиков благоговейно ткнул пальцем в потолок. Свою кличку он получил не только за схожесть фамилии, но и за то, что был страшным трусом и лизоблюдом. Два года назад лично арестовал и сдал двух своих подчиненных, едва только до него дошли слухи, что принято решение
– Понимаешь момент?
– Так точно, товарищ майор, – отчеканил Бушманов, поднимаясь из-за стола.
– Да ты сиди, – махнул Буббиков рукой. – В нашей группе еще будет старший лейтенант Коломиец. Встречаемся в полвосьмого утра в фойе управления.
Бушманов внутренне усмехнулся. Ну еще бы! Как же без Коломийца. Старшего лейтенанта он недолюбливал. Тот был откровенно туп, вроде Журбина, и сержантское звание, по мнению капитана, было его потолком. Но вот, поди ж ты, дослужился до старшего лейтенанта. В основном благодаря практически собачьей преданности майору.
– Вопросы есть?
– Никак нет. Разрешите идти?
– Ну иди…
Бушманов спустился в свой кабинет. Бомбежка уже прекратилась, поэтому он потушил свет, подошел к окну, раздвинул светомаскировочные шторы и, достав из пачки папиросу, прикурил. Затянувшись, он некоторое время смотрел на языки пламени, выбивавшиеся из-за крыш с той стороны, где была расположена железнодорожная станции. Опять фрицы разбомбили что-то важное. И почему это у них все получается? Ведь станцию прикрывает целая батарея – четыре зенитных орудия! А, насколько он знал, за все время налетов они пока не сбили ни одного самолета. И куда смотрит их особый отдел?
Докурив, Бушманов выкинул бычок наружу, закрыл окно и тщательно запахнул светомаскировочные шторы. После чего подошел к телефону и снял трубку:
– Ющенко ко мне…
Спустя пять минут в приоткрывшуюся дверь просунулась побитая оспинами морда.
– Вызывали, товарищ капитан?
– Да, зайди.
– А я вот вам, товарищ капитан, с пищеблока борща… – скороговоркой начал Ющенко, протискиваясь в дверь с котелком, накрытым ломтем черного хлеба.
– Некогда… – оборвал его Бушманов. – Давай-ка подследственного обратно в допросную.
– Так, товарищ капитан, он же еще, наверное, и не очухался? – разочарованно протянул Ющенко, который скорее всего уже нажрался на пищеблоке борща и сейчас собирался придавить храпака часов на пять-шесть. – Ему Журбин так приложил…
– Ну так облейте его пятком ведер! – раздраженно бросил капитан. – Мне что, вас учить надо? И в допросную. Некогда мне с ним рассусоливать. Завтра с товарищем майором убываем на фронт. В командировку. Так что к утру надо закончить.
– Так точно, товарищ капитан, – услужливо вытянулся Ющенко. – То ж мы зараз…
Спустя пятнадцать минут капитан Бушманов сидел на краю стола, глядя в совершенно заплывшие глаза подследственного и размышляя над тем, как все-таки додавить этого упрямца.
– Ну что, – негромко начал он, – будем подписывать протокол?
Подследственный разлепил губы, сейчас больше всего напоминающие две огромные багровые сардельки, и, втянув носом кровавую юшку, прохрипел:
– Хрена! Немцу не сдался и тебе, сука, не сдамся…
Бушманов неодобрительно покачал головой и, поднявшись, расстегнул и снял ремень, после чего принялся расстегивать обшлага рукавов. Журбину здесь доверять никак было нельзя. Опять вырубит. А ему до утра, кровь из носу, нужно было закончить расследование. Кровь из носу! Ну не может же он уехать на фронт, оставив недоделанным дело, которое находится на особом контроле у руководства. Значит, если родина требует – будем работать всю ночь…
До штаба 13-й армии добрались уже ближе к полуночи. Дважды «эмку», на которой они ехали, обстреливали одинокие «мессеры»-охотники, но оба раза ефрейтору Коптюху удавалось как-то вывернуться. Первый раз они, пока «мессер» закладывал вираж, успели съехать с дороги и укрыться в перелеске, а второй раз нагнали колонну грузовиков, и Коптюх втиснул «эмку» между двумя машинами, выпав из поля зрения пилота. Немец все равно порезвился, постреляв по колонне и запалив несколько грузовиков, но их бог миловал…