Элитная кровь

– Либо фальшивка, либо истекший срок годности, – подтвердил Михалыч. – Слышал о том, что на территорию России завозят в десять раз больше грузинских вин, чем могут дать тамошние виноградники? Девять десятых – подделка. Ну и, сам понимаешь, не всем народным умельцам везет. Какая-то часть их «Киндзмараули» и «Хванчкары» попадает сюда, а не на столы москвичей.

– И колбаса? – уплетая полукопченый деликатес, поинтересовался Сергей.

– Ну, с колбасой тривиально: она старая. Срок годности истек – ее списали. Надо вывозить на свалку, далеко в область, а это расходы на транспортировку. Потому и везут сюда – так ближе. Но это, опять же, предпринимателю не повезло: не успел сертификаты заменить, и накрыли. А успел бы – ты б ее, копченую, с радостью в магазине покупал, за приличные деньги. Ел бы с друзьями-подружками да французским коньяком заливал. Вот этим.

Михалыч ткнул пальцем в бутыль, которую они пользовали.

– А минералка? – из любопытства спросил Поздняков.

– Вода из-под крана, – размачивая сухари, отозвался Михалыч. – Очень ходовой бизнес, себестоимость-то почти нулевая. Вода и немного добавок. Соль, сода. Ты, кстати, не боишься такую пить? Некоторые дизентерии опасаются, так они только кипяченую уважают.

– Я? – Поздняков вздрогнул, вспомнив про дневник Завацкого, – кажется, в «коктейле» Вербинского была и дизентерия… Или нет?

И тут же все проблемы тяжелым грузом навалились на плечи. На какое-то время забывшийся Сергей словно очнулся. Вернулся к действительности.

– Не бойся, – махнул рукой Михалыч, по-своему истолковав молчание гостя. – Минералку пей. Все равно, если б в ней что-то не то было, в Москве куча народу перемерла бы. Бутылки эти в сотнях ларьков продают, так что проверено на практике: пить можно. Никакой целебной силы в ней нет, но вода – она и на свалке вода.

– По телевизору говорили, бомжи собак едят, – грустно пошутил Сергей. – А ты тут сервелатом закусываешь, почти король…

– Я не бомж, – ответил Михалыч, наливая себе новую порцию. – Я хоумлесс. Во как. В переводе с английского: бездомный. Или, если чуть напрячь воображение, можно перевести так: потерявший дом, лишившийся дома. Да и вообще, неправильно все это. Ну какой я без определенного места жительства? Вот мой дом! Совершенно определенное место жительства! А что касается собачек…

Михалыч странно ухмыльнулся.

– Случается, едим. Как плохо с конфискатом становится – так приходится на собачек переходить… Знаешь, французский коньяк не каждый день вываливают. Все-таки, раритет.

– «Моветон», «хоумлесс», «раритет», – повторил беглец. – Ты кто, Михалыч? Бывший профессор?..

– Почти, – улыбнулся Михалыч, – я, Сережа, раньше философию в институте преподавал. – Лицо хозяина «особняка» вдруг изменилось, потемнело. Он налил полный стаканчик, опрокинул жидкость в глотку. – Философию…

– А потом? – осторожно спросил гость.

– От семьи ничего не осталось…

Хозяин дома помолчал, Сергей его не торопил.

– Мама умерла, – теперь Михалыч говорил коротко, отрывисто. Видно было: ему трудно вспоминать то, что он долго старался выкинуть из памяти. – Умерла, да… Времена изменились, философия стала никому не нужна. В институте платили копейки. Жена ушла. Один я бедовал.

А тут эти объявились… «Черные риелторы». Один я был, в смысле квартиры, вот и насели… Вроде не дурак – все знал, все понимал. Хотел поменьше хату, чтоб и платить за нее легче было, и на черный день что-то отложить… А так дело подстроили, вывернули, что остался вовсе без квартиры. Выселили в сланцевскую коммуналку. Это не здесь, городок такой в Ленинградской области.

– Так ты питерский?! – удивился Поздняков. – Ничего себе! А как на московской свалке оказался?

– А вот так и оказался, – хмуро ответил Михалыч. – Как понял, что надули меня, пошел к чиновникам и юристам, которые сделку по квартире визировали. Помню одного. Говорю ему: «Мил человек! Ты глянь, что получилось. Обманули, без квартиры оставили…» А он в лицо рассмеялся, не стесняясь. Мол, езжай, придурок, в Сланцы, доживай свой век. Радуйся, что жив, на двух ногах ходишь. А про квартиру забудь, не твоя она…

Так и получилось, что вместо «двушки» в Озерках стал я обладателем девяти квадратных метров в сланцевской коммуналке. Знаешь, Сережа, пока у нас такая власть – не будет страна жить по-человечески. Мы все норовим к Европе приобщиться, мним себя цивилизованными, правильными. Чиновники об успехах рапортуют. Тьфу! Я тогда – переселили ведь – прошелся по Сланцам. Там в конце, за городком, кладбище. На нем – кресты свежие, без имен и фамилий. Знаешь, сколько? У меня было время посчитать, побродил я по рядам. Почти две с половиной тысячи человек умерло в сланцевских коммуналках – одиноких, никому не известных, забытых всеми. А квартиры их отошли в собственность аферистов. Можешь себе представить, сколько боли и зла?

Поздняков выпил полный стакан – вслед за хозяином. Не закусывая.