– Ну ты так никогда никого и не узнаешь, сидя здесь, сейчас я переоденусь и пойдем зажигать. Жаль, что Темы нет, он бы быстро зарядил тебя нужным настроением.
– Ты имеешь в виду Соловьева, а почему он не приехал? – спросил юноша, выходя на террасу, давая Еве возможность переодеться.
– Его укусила огромная собака породы кане-корсо, а когда я узнала ее кличку, то просто ужаснулась. Представляешь, это впечатляющее создание, которое использовали в древнем Риме для травли гладиаторов, назвали Куклой. Дикая ирония, как подумаю об этом, так от ужаса дух перехватывает, – рассказывала Ева, расправляя складочки на своем модном одеянии, затем надела крупные серьги для завершения образа и, соблазнительно посмотрев на Матвея, добавила: – Ну, что, пошли веселиться!
Юноша безоговорочно последовал за своей новой подругой с неизменно отрешенным лицом, но внутри него бушевали такие эмоции, что ему стоило больших усилий не закричать на весь мир: «Ура, я везунчик, со мной идет красотка Ева!». Но когда они подошли к танцполу, Ева сразу заметила Алекса, который танцевал с Машей, девушка обвивала руками его шею, запуская пальцы в копну блестящих волос, а он всем своим видом давал понять, что готов принимать ее ухаживания, что он просто создан для того, чтобы его обожали.
– Знаешь, мне как-то расхотелось танцевать, да и прохладно, – обратилась к своему спутнику Ева, – я надену что-нибудь потеплее и пойдем на берег озера, оно так призывно шумит.
Матвей был несказанно рад остаться с Евой наедине, и так как ноги все время грузли в песке, то, предложив ей взять себя под руку и украсив свое лицо глупой улыбкой, никому не заметной в темноте, он повел свою спутницу сначала обратно к коттеджу, а потом к воде.
Ладожское озеро выглядело необъятным, от его внушительных размеров создавалось впечатление, будто молодые люди вышли на берег океана. Вода была такой прозрачной, что можно было разглядеть песчаное дно в ряби крошечных волн, плескавшихся у огромных скользких камней. Они, словно отполированные острова, хаотично торчали из воды, покрытые еле заметными водорослями. Песчаный берег был неширокий и заканчивался дивным хвойным лесом, где величественные кедры перемежались с раскидистыми темно-зелеными соснами.
– Как у вас здесь красиво, – задумчиво оглядываясь вокруг себя, произнес Матвей.
– Почему у нас, ты не из Питера? – удивилась Ева, рассматривая след от своих кроссовок на мокром песке.
– Я приехал издалека, раньше жил в Якутии.
– Ух ты, там, наверное, очень холодно? – Ева как-то оживилась и, присев на деревянную скамейку, стоящую лицом к озеру, спросила загадочным тоном: – Днем, увидев орлана, ты что-то говорил про Бутылочную скалу, расскажи мне о ней.
– Да, эта история заслуживает особого внимания, в Нерюнгринском районе есть Бутылочная скала, о которой слагают легенды. Говорят, что умеющий правильно всматриваться в нее обязательно увидит птицу, то есть получит абсолютную свободу, которая и есть не что иное, как смысл человеческого бытия.
– Как интересно, наверно, там постоянно толпы народа собираются, в надежде обрести эту пресловутую свободу?
– Все не так просто, – задумчиво промолвил юноша. – Местные жители считают, что путь пришедшего к скале приводит либо к здоровью, либо к смерти, поэтому смелости пойти туда хватает не у многих.
– А ты был? – спросила девушка, пристально посмотрев Матвею прямо в глаза. Этот чарующий взгляд и прямой вопрос были такими неожиданными, что ему показалось, все пространство позади Евиного лица вдруг потеряло четкость очертаний и смешалось в один большой калейдоскоп. Огоньки воодушевления, которыми светились Евины глаза от его рассказа, заставили юношу горько пожалеть, что, отправляясь к Бутылочной скале, он повернул обратно на полпути и сейчас не мог похвастаться перед этой красавицей своим мужеством. Матвей потупил взор и, отшвырнув лежащий у его ног небольшой камешек в сторону, небрежно произнес:
– Как-то не довелось.
– Жаль, я бы непременно туда отправилась, – подставляя свое лицо порыву прохладного ветра, мечтательно произнесла Ева.
– Глядя на тебя, не скажешь, что ты испытываешь какие-то ограничения и ищешь свободу.
– А я, как Кант, думаю, что свобода – это возможность ограничивать себя самому, – заявила Ева и подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. По ее запястью скользнул браслет, поблескивая в лучах одного из фонарей, которые ровным рядом выстроились на набережной позади утопающих в песке скамеек.
– Какой у тебя интересный браслет, – проговорил Матвей, слегка касаясь Евиной руки.
Обычно Матвей не обращал внимания на женские украшения, но сейчас ему так хотелось подержать Еву за руку, он даже подумал, что здесь, в уединении, они могли бы и поцеловаться, поэтому, заметив браслет, сразу решил воспользоваться ситуацией. Юноша начал нежно водить пальцем по маленькой золотой монетке, висевшей на тонкой цепочке, делая вид, что рассматривает ее, но на самом деле ощущал только тепло атласной кожи Евиного запястья.