В какой-то момент Еве показалось, что все вокруг зашипели, как спрятанные под опавшими листьями змеи: «Саша, Саша, Саша». Она покачала головой, сложив свои пухленькие губки в ироничной усмешке, глядя в затылок этого жгучего брюнета, и хотела что-то спросить у Ланы, как обладатель имени Саша вдруг будто почувствовал тяжелый Евин взгляд и обернулся, сверкнув на нее своими темными глазами, обрамленными черными ресницами и красивыми густыми бровями. Ева сделала совершенно безразличное лицо, но где-то глубоко внутри почувствовала щемящую тревогу. Что-то в этом взгляде было до боли знакомое, что-то будоражащее душу, вызвало всплеск приятного волнения.
– Как этот парень похож на Юру, тебе не показалось? – спросила Лана, будто потоком холодной воды обдавая Еву воспоминаниями.
Ева ничего не ответила, она перевела взгляд на преподавателя, появившегося в аудитории, и, узнав в ней даму, которая совсем недавно дала понять, что Еве придётся очень потрудиться, чтобы завоевать ее уважение, достала из сумки белоснежный кожаный блокнот, сделав первую запись на его форзаце – «Соловьева Валентина Ивановна». Это была дама лет сорока пяти с модной короткой стрижкой, аккуратно уложенной в элегантную прическу, со строго смотрящими серо-голубыми глазами, а твердая поступь, громкий голос и две морщинки, лежащие между бровей, говорили о ее несгибаемой воле, твердом характере и вечной сосредоточенности. Валентина Ивановна предложила молодым людям как можно скорее назначить старосту, чтобы они гурьбой не толпились в деканате, и, объявив, что будет преподавать у них политическую географию, экзамен по которой состоится уже на зимней сессии, вышла из аудитории.
Предоставленные самим себе ребята начали выбирать старосту, но так как были незнакомы друг с другом, все попытки что-то обсудить затухали, не успев разгореться, время шло, а выборы так и не сдвинулись с мертвой точки. Ева, которой уже изрядно надоело сидеть на одном месте, повернулась к подруге и, немного сощурив свои глаза, прошептала:
– Лана, а давай я предложу твою кандидатуру, нам не помешает свой человек в руководстве.
– Нет, ты что, я не могу, это весь день нужно будет улаживать какие-то дела, бегать к преподам, сверять расписание и еще куча всякой ерунды. Нет, такая ответственность – это не для меня.
– Да, ты права.
Ева изучающе посмотрела по сторонам, и ее взгляд упал на девушку, безучастно сидящую на их ряду немного поодаль, старательно что-то записывающую в блокнот. Она изредка поднимала глаза на окружающих, при этом выглядела очень сосредоточенной, а ровно, как под линейку, обрезанные волосы в жестком каре и нос с горбинкой делали ее образ старше смешливых первокурсников, заполнивших аудиторию. Ева уличила минутку, когда эта собранная девушка подняла глаза от блокнота, и мило ей улыбнулась.
– Тебя как зовут?
– Инга.
– А я Ева. Инга, мне показалось, ты очень серьезная и создаешь впечатления ответственной и обязательной, хочешь, я предложу твою кандидатуру на роль старосты?
– Ой, прямо как в театре, у меня будет своя роль, – засмеявшись, ответила Инга неожиданно болезненно-сиплым голосом, потом, немного поразмыслив, утвердительно кивнула головой и добавила: – А что, мне нравится эта идея.
Праздник в большом актовом зале был не менее торжественным и профессиональным, чем в Евиной старинной гимназии, а зал и вовсе покорил ее своим великолепием. Как только она перешагнула порог этого огромного помещения, залитого теплым светом, то сразу почувствовала себя в своей стихии. Зал напоминал маленький оперный театр, оформленный в лучших традициях 17-го века. Девушка подняла глаза, чтобы рассмотреть огромную люстру, и замерла от красоты потолочного плафона. Это было настоящее барокко. Нет, не просто барокко, а барокко наивысшего мастерства. Живописцы, создавая эту красоту, смогли изобразить иллюзию прорыва плоскости потолка, вместо которого можно было видеть небо, облака и летящие фигуры ангелов. Ева не стерпела, достала свой телефон и решила запечатлеть для Натали, как художник как бы отрицает прочность архитектуры и в то же время, сочетаясь с ней, изменяет её тектоническим принципам. Она стояла, погруженная в свои мысли, прижавшись к стене, в тени нависшего над входом бархатного балдахина и наблюдала за своими одногруппниками, оценивая, кто из них мог бы подойти на роль их с Ланой новых друзей. Тут ее потянула за руку Лана:
– Ева, ты что стоишь здесь, как Александрийский столп, пошли к остальным.
Девушки быстро заняли свободные места в отведенном для них ряду, и тут Ева случайно задела локтем юношу, рука которого лежала на их общем подлокотнике.
– Извини, – еле слышно, как будто это он виноват в произошедшем, произнес молодой человек, широко улыбаясь, демонстрируя свои неестественно белые зубы, на одном из которых сиял прозрачный камешек, напоминая Еве стразы, которые ей иногда предлагали в маникюрном салоне прикрепить к ногтю.