– Святое дело за свою вредность получать. – Алексей заложил ленинским жестом пальцы за жилет и выбросил вперед правую руку: – Согласен, голубушка. Прямо сейчас и начнем. Прошу на кухню, составим список продуктов для наполнения холодильника.
Мама приехала в девять утра и милостиво улыбнулась уходящему на работу Алексею. При виде синяка на моей скуле она чуть не лишилась дара речи, как рыба, разевала рот и махала рукой у меня перед лицом.
– Упала я, упала, – успокоила я маму. – С кресла свалилась. Леша в это время на работе был.
– … Я бы его убила, если б он вот так…
– Мам, ну какая от него может быть угроза? – Я безмятежно улыбнулась. – Он безобидный и тихий. Специальность не криминальная, его типография печатает акции для банков. И вообще, он очень начитанный и рассудительный молодой человек.
Мама смотрела на меня с легким недоумением, а я подумала, что немного заигралась с эпитетами. Теплые мамины пальцы погладили мой синяк. Я поцеловала мамину ладонь.
По пути на работу заехал Эдуард Арсенович, переменил на конструкции несколько баночек, подкрутил шарниры металлических спиц. Cиняк на доктора впечатления не произвел – Эдуард Арсенович посоветовал мне размазать на этом месте сырой пельмень. Затем он тонким стальным прутом стал тыкать в мышцы и, если я орала от боли, радостно кивал в мамину сторону.
– Прекрасно. Все живое. Значит, так, деточка, – «деточка» тоже относилось не ко мне, а к маме, – походим денька три в таком ассортименте, затем снимем все медикаментозные средства и посмотрим на результат. Хочу заметить: все заживает как на собаке. И это прекрасно. Я Настю в Европу повезу, на показы.
– Может, не надо? – заскулила я и, стащив со стола металлический прут, почесала им зудевшую под конструкцией ногу.
Доктор забрал у меня чесалку и погрозил пальцем:
– Я тебе дам «не надо». Это же какой сдвиг! Успех! Какие заказы, пациенты. Поедешь, Настенька. Проезд оплатит клиника.
– Ходить ей можно начинать? – вмешалась мама.
– Как же она пойдет? – всплеснул руками Эдуард Арсенович. – В ней еще три иглы сидят. Снимем, тогда пускай начинает. Но полегоньку, не спеша. Кофейком, Нина Валерьевна, побалуете бедного эскулапа?
Мама побежала на кухню. Врач принялся оглядывать стены:
– С большим вкусом квартирка обустроена. Картинки симпатичные. Дорого брали?
– Это Петров-Водкин, это Юон, вон та пестренькая – Лентулов, – сообщила я. – Большая часть эскизы, но подлинники. Сколько стоит – понятия не имею.
Эдуард Арсенович мелко кивал и продолжал осмотр.
Влюбленно глядя на доктора, мама внесла кофе. Они просидели у меня над душой еще полчаса, прежде чем решили поехать показаться своим рабочим коллективам.
В обед начался шквал телефонных звонков. Мила просилась в гости. Леонид делал вид, что не помнит, как я его послала, и намекал на повторный визит. Андрей, напирая на родственные чувства, сообщил, что будет завтра в три – для важного разговора. Григорий повысил сумму за обмен до полутора миллионов. Даже прозвонился какой-то журналист, услышавший, что мне очень удачно пришили ногу. Мое объяснение он воспринял с оптимизмом, назвав операцию «вшитым коленом».
Я так и заснула в кресле с трубкой в руках – сказались переизбыток информации и усталость после осмотра. Проснулась от звонка в дверь. Подкатив в коридор, я уже открывала замки, когда посмотрела на видеофон. Странно: с другой стороны двери стояла Татьяна Степановна. Мы же с ней на девять вечера договаривались…
– Добрый вечер, Настя, извини, что задержалась на пятнадцать минут. Благоверный твой еще не вернулся?
– Не-ет. Сейчас что, десятый час?
– Да. – Татьяна Степановна поймала Стерву, нацепила поводок. – А как быть с той, с Муркой?
– С Зорькой. Вот ключи у зеркала, выгуляйте ее тоже.
За полчаса я три раза позвонила в квартиру Леши, но телефон отвечал десятком длинных гудков. Татьяна Степановна, вернувшись, вымыла собакам лапы и попыталась меня успокоить:
– Пойду наверх, Мурку отведу. Да ты не переживай, он далеко от тебя не убежит. Погуляет и появится. А может, дела?
До двух часов ночи, прижав к себе Стерву, я старательно смотрела художественные фильмы и общественно-политические передачи. В два не выдержала, опустила Стерву на пол и еще раз набрала номер Леши. Длинные гудки. Мобильный не отвечал тоже. Недоступен абонент, недоступен…
До его квартиры я добиралась минут десять, стараясь не задеть ногу в лифте и на лестничной площадке. На открывание двери прибежала Зорька, ткнулась мордой мне в плечо и… завыла. Я несильно оттолкнула собаку, сняла с крючка гибкую обувную ложку и включила ею свет во всей квартире. Никого. Но может, не дай бог, ему плохо стало в туалете или в ванной?
В туалете было пусто.
А в ванной, на полу, растекалась лужа крови.
На кафеле пола, на стенах, на раковине умывальника и зеркале пугающими подтеками засыхала кровь. В уголочке сидел мужчина лицом к стене. Не то мертвый, не то без сознания.
Тошнота встала у меня в том месте горла, где у мужчин кадык. Я помахала перед своим носом рукой, стараясь удержать сознание и не упасть в обморок.