Платон на этот счет имел свое отличное от их позиции мнение. Он считал, что над нашим бытийным миром господствует мир идей. Поэтому объективною мерою (нормою) может быть только Бог
. Бог — наивысший идеал для человека. «Бог никоим образом не бывает несправедлив, напротив, он как нельзя более справедлив, и ни у кого из нас нет иного способа уподобиться ему, нежели стать как можно более справедливым. Вот здесь-то и проявляются истинные возможности человека, а также ничтожество его и бессилие. Ибо знание этого есть мудрость и подлинная добродетель, а незнание — невежество и явное зло… [несправедливые люди] кичатся своим позором и не предполагают даже услышать, что они — вздорные люди, т. е. бремя земли, а не благоспасаемая опора отечества» (Теэтет,176с-d).Ещё А.Ф.Лосевым в 1928 г. было замечено, что учение Платона об идеях является чисто аристократической философией, поскольку была адресована, прежде всего, античной интеллектуальной элите.[342]
Действительно, в массах вообще никогда не только не читали, но, наверное, даже и не слышали о самом имени Платона. От себя добавим к этому еще и то, что миф о пещере выглядит в этом свете сугубо элитаристским учением о духовном совершенстве человека, поскольку говорит о духовном выходе за рамки массового сознания. Нарисованная Платоном картина духовного восхождения человека от человека-зверя к сверхчеловеку необычайным образом напоминает аскетический опыт христианских подвижников (святых), которые буквально за Платоном почти слово в слово описывают это свое состояние. Мистический опыт большинства святых отцов Церкви предполагает изменение всей нашей природы под действием благодати (синергия, проблема Фаворского света в изложении Григория Паламы и т. д.).[343] Поэтому у нас есть все основания считать Платона предтечей и этого наследия Средневековья.Основы платоновского элитоперсонализма были изложены их автором в знаменитом «мифе о пещере», который явно носит автобиографический характер. Платоновский «миф о пещере» некоторыми авторами действительно понимается именно в элитарном духе, как процесс «образования» элитарного сознания.[344]
Впервые на этот аспект знаменитой платоновской доктрины указал еще В.Ф.Эрн в своей книге «Верховное постижение Платона. Введение в изучение платоновых творений».[345] В нем он, в частности, утверждал, что повествование о пещере «до сих пор не было понято в реально-биографическом смысле. А между тем, это место является истинным ключом всей духовной и жизненной эволюции Платона, т. е. ключом всего бесконечно запутанного, но вовсе не сложного в себе «платонического вопроса».«Совершенно несомненно, — продолжает далее Эрн, — что в потрясающем мифе о пещере мы имеем некую синтетическую запись мирочувствия, богочувствия и самочувствия Платона в некий определенный момент его жизни…» По мнению Эрна, свою «Пещеру» Платон высекает в самосознании всего человечества как действительно великий духовный фесмофор, т. е. «законодатель». Пещера навсегда стала внутренней реальностью человеческого духа. Такая действительность возможна лишь при одном условии: при условии безусловной душевной подлинности, при условии глубинной душевной первоначальности всех материалов, из коих сложился этот столь животворный, столь властный, столь незабываемый символ.
«В мифе о «пещере» мы имеем сокращенную транскрипцию всего платонизма. С необычайной интенсивностью, используя удачно найденный образ, Платон в немногих словах запечатлевает все им постигнутое и различные сферы постижения, располагает в той духовной перспективе, которая обусловливалась точкой жизненно проходимого им пути».[346]
«Миф о пещере» — концепция элитаризации личности.
Позволим себе удовольствие привести здесь этот отрывок из начала VII книги «Государства» Платона полностью: Человек может уподобить свою природу в отношении просвещенности и непросвещенности следующему состоянию:
«Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол… за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.»