Элиты Эдема

Поэтому я не буду представлять, как Хоук касается моей обнаженной плоти. Наоборот, я представлю, что он гладит что-то более экзотическое и непривычное: кошку. Более двухсот лет никто не видел кошек. Никто не видел никаких других животных, кроме человека. Но у нас сохранились видеозаписи. Я видела, как тысячи антилоп неслись по равнине, кидались в реку, где их хватали крокодилы. Я видела, как изящные колибри заигрывали с цветами и как гибкие змеи обвивались вокруг деревьев. Холодные и мертвые байты хранят тот мир внутри инфоблоков.

Мир, которого нет. Пройдут столетия, прежде чем Земля восстановится в полной мере, чтобы человек смог выжить вне пределов Эдема. В нынешнее время есть только люди и технологии и еще несколько выносливых видов водорослей, грибков и бактерий, которые обеспечивают нас едой.

– Мяу, – говорю я и, прищуриваясь, проскальзываю в скорлупу, устраиваясь рядом с Хоуком. Она рассчитана на одного, и нам внутри довольно тесно. Похоже, он не возражает. Осенние листья, которые украшают верхнюю часть моей юбки, достаточно откровенно демонстрируют мою ногу. Он смотрит… а потом переводит взгляд на мое лицо. Мамочка хорошо его воспитала.

– Привет, Ярроу, – говорит он, пододвигаясь, чтобы освободить мне больше места. – Понравились цветы, которые я прислал тебе в комнату?

Конечно же, это были не настоящие цветы, а милая охапка лилий из синтетического шелка.

– Цветы? – я распахиваю глаза, слегка запрокинув голову. Насколько плохой мне быть? Сказать ему, что я не получила или…

– Ах, эти, – говорю я, притворяясь, что долго припоминала. – Я нашла какую-то солому возле комнаты. Я решила, что уборщица забыла выбросить мусор. – Я хихикаю, очаровательно склоняя голову набок. – Боюсь, я сказала брату Бёрчу, что Жасмин стоит немедленно уволить.

Черт! Я снова прокололась. Откуда мне знать, как зовут уборщицу? Она настолько ниже нас. Перл никогда бы не простила мне, если бы узнала. Я часто совершаю позорные проступки вроде этого. Я бы ей сказала, что во всем виновата мама: она приучила меня обращать внимание на мелкие детали. После такого Перл наверняка взглянула бы на меня почти презрительно. Как будто знать имя уборщицы – это как знать имя кучки отбросов. Смехотворно и немыслимо.

Но Хоук даже не обратил на это внимания. Было видно, как он нахмурился, когда я плохо отозвалась о его подарке, однако он слишком хорошо воспитан, чтобы ответить. Ярость не свойственна высшим классам, говорит Перл. Мы мстим.

Первый удар нанесен, теперь чуток нежности. Ударь… замри… поцелуй… а потом жми до конца. Так ты действительно сделаешь больно. Не давая ему опомниться, я тянусь к нему и целую в щеку. Вернее, пытаюсь поцеловать в щеку. У него хорошая реакция, он быстро поворачивает голову, и мои губы соприкасаются с кончиками его губ. Я борюсь с желанием отпрянуть в смущении. Не хочу целоваться с ним всерьез. Я хочу, чтобы он любил меня. Я хочу, чтобы все любили меня. Я хочу владеть ими. Я хочу, чтобы меня окружали преданные люди, которые никогда меня не бросят.

Впрочем, легким поцелуем я добиваюсь нужного эффекта. Его лицо расслабилось, и он улыбается. Я прощена.

– Ничего страшного, – говорит он. – Я отправлю тебе другие. Куда лучше.

Я сказала ему почти правду. Цветы я получила, но, как только я их увидела, я отдала их Жасмин, чтобы та выбросила их, забрала в свое, без сомнения, убогое маленькое жилище, да что угодно. Один их вид был мне противен.

Он вытягивается напротив меня в тесном помещении скорлупы.

– Ждешь сегодняшнего Праздника снега?

Я пожала плечами:

– Только для того, чтобы надеть новое платье.

В моей жизни было шестнадцать снежных дней, и, должно быть, они были совершенно унылыми, потому что я с трудом могу что-нибудь о них вспомнить. Только смутные отрывочные воспоминания о танцах, банкетах, веселье. Единственное, что хорошо запомнилось, – это лоскут неба, где звезды, казалось, приумножились от того, что появились снежинки, которые ровно на одну ночь запорошили небеса. Где же была я на этом Празднике снега?

– Мне он тоже кажется глупым, – говорит Хоук, уловив безразличие в моем голосе и понимая его по-своему. Стоит кому-то втрескаться в тебя, как они начинают соглашаться с каждым твоим словом. – В смысле, здесь нет естественных осадков, и мы должны беречь воду, и зачем тогда Экопан планирует одну снежную ночь каждый год?

– И один день дождя спустя полгода, – напоминаю я.

Снег всегда идет ночью. А дождь днем. Помню, как на один Праздник дождя я оказалась где-то высоко, совершенно беззащитная. Когда дневное небо затянуло искусственными облаками, я, в лихорадочном упоении запрокинув голову, старалась поймать языком тугие капли.