Элиза

Джозефина легла, натянула на себя одело и закрыла глаза.

– Ты никогда не любила Бетти и Абигайл, – произнёс Самюэль, можно было заметить в свете луны слёзы, стекающие по его лицу.

Он смотрел на свою жену, и спрашивал себя, почему она не любила их детей – это была величайшая загадка для Самюэля. Сейчас он ненавидел Джозефину, эту жесткую чёрствую ханжу, которая называлась его супругой. Он понимал, что навряд ли она любит его. Она не любила их детей, она вообще никого не любила.

– Ты ненавидела их… почему? – спросил Самюэль, перед его глазами до сих пор проносились те ужасные эпизоды прошлого.

Джозефина ничего не сказала, она захрапела, и стало понятно, что больше ответа ждать от неё бесполезно. Самюэль ещё долго не мог уснуть. Он лежал и думал обо всём, что ему приходило в голову, но вскоре глаза начали слипаться, и сон овладел им.

Глава 3

Утро следующего дня выдалось на редкость для этого лета пасмурным. Солнце еле-еле поднялось в небе, но его тут же заслонило тучами.

Выйдя из дома Перисов и пройдя вглубь города, мы попадём с вами в настоящую жизнь Салема. Уже в это время на улице было много прохожих, они ходили мимо простых деревянных домов. Пройдя дальше, мы заметим странное столпотворение: вокруг церковнослужителя собрались несколько человек и что-то громко обсуждали.

Самого главного в этом собрании выдавало его облачение. Одеяния остальных были однотипны. Сапоги, шляпы, вилы указывали на то, что эти люди одного рода деятельности. По тому, как они держали свои рабочие инструменты, было видно, что они не часто с ними расстаются.

– Лично у меня и ещё у двоих человек половины урожая уже нет, – раздраженно сказал первый фермер.

– А я говорю вам: без колдовства здесь не обошлось, – уверенно вымолвил второй.

Священник всё это выслушал, но ничего не ответил. Глаза его были тусклы и безжизненны. Он глядел на фермеров, словно задавая своим взглядом вопрос: «Зачем, вы, мне это всё говорите?»

Фермеры не замечали равнодушного взгляда человека, на которого они возлагали свои надежды, которого специально нашли, чтобы сообщить ему о своём несчастии. Ведь только сегодня они вышли осмотреть свою кукурузу, как заметили, что посевы, взошедшие относительно недавно, стали черными и сгнили.

– Ведьмы! Ведьмы и колдуны во всём виноваты! Кто ещё мог такое вытворить?! – прокричал третий фермер, – мне Том рассказывал как-то раз, что видел привидение Бриджет Бишоп, женщину с мертвенно-белой кожей в ярко красном платье, да ещё и с иглами, и с куклами в руках! Всем в нашем городе известно, что это ведьмы на нас насылают чуму, оспу и набеги этих проклятых индейцев…

– Но всему есть логическое объяснение, – раздался неизвестный голос, он прозвучал, как гром среди ясного неба, поэтому фермеры и церковнослужитель обернулись.

Произнёс эту фразу молодой человек, непонятно откуда появившийся. Он оглядел всех своими большими светлыми глазами. Говорил он громко и смело, а смотрел зорко и прямо.

– Извините, что так вмешался в ваш разговор, – продолжал он, – я услышал его случайно и решил сказать, что я думаю. Мне кажется, что урожай могло испортить какой-нибудь болезнью или может насекомыми, но нельзя же точно уверять, что здесь замешано колдовство.

– А кто ты вообще такой? – спросил второй фермер, посмотрев на этого человека презрительно, ибо на вид ему было всего где-то двадцать с небольшим лет.

– Моё имя Джим, Джим Смит, – ответил молодой человек, – и я думаю, что ведьмы не могли испортить ваш урожай. Подумайте, а существуют ли они на самом деле?

– А ты в этом сомневаешься? – спросил первый фермер, – нужно быть либо очень храбрым, либо очень глупым, чтобы говорить такое перед церковником.

Но служитель церкви, казалось, не слышал этой фразы. Глаза его смотрели куда-то вдаль, и по ним было видно, что думает он совсем не о беде фермеров или о сказанных Джимом словах.

Холодный ветер ударил в лицо Джима, как бы напоминая о том, какая сегодня плохая погода. Джим огляделся, он посмотрел на свой деревянный город и на серых угрюмых своих сограждан. Каждый раз, когда он оглядывал окрестности, они напоминали ему о тяжёлой жизни Салема. Часто Джим думал, что он родился в самом ужасном месте и в самое ужасное время. За все годы жизни он, казалось, не пропустил ни одной казни, прошедшей в городке. Он видел неоднократно, как мужчин и женщин приводили на холм, заставляли подняться на эшафот и дальше совершалось непоправимое.

Взойдя на эшафот, обвинённые обреченно смотрели на всех людей, собравшихся для созерцания их казни. Толпа у холма, образовывала собой серое чудовище с тысячью рук и глаз. Не было ни в Новом свете, ни во всем мире ничего более ужасного, как ощущения этих тысячи глаз, которые могут пронзить человека насквозь. Толпа смотрела на обвинённых, как на людей, оскорбляющих человечество. Но не было в толпе насмешек или укоризненных речей на их счёт. Люди в глубине своего сердца жалели несчастных, но боялись показать свое сочувствие, чтобы случайно не оказаться самим на их месте.