Элиза и ее монстры

Мы выходим из магазина, и холодный воздух проникает сквозь мой костюм. Торопимся к машине Уоллиса; пока я запрыгиваю на пассажирское сиденье, он срывает с себя парик и шарф и бросает все это назад, включает печку, и мы отправляемся в известный ему суши-ресторан.

– Почему ты знаешь гораздо больше мест, куда здесь можно пойти, чем я? – удивляюсь я. – Ты же не так давно переехал.

Он пожимает плечами, продолжая улыбаться. Мы подъезжаем к ресторану со светящейся надписью над дверью: «СУШИ».

– Они что, минималисты или просто не смогли ничего придумать?

– Я… не знаю, – говорит Уоллис. Так приятно снова слышать его голос. – Оба варианта одинаково вероятны.

Уже достаточно поздно, и посетители, приехавшие сюда поужинать, расходятся. А толпа людей, возвращающихся с празднования Хеллоуина, еще не объявилась. Внутри этого скупо названного ресторана очень чисто и шикарно. Хостесс усаживает нас с Уоллисом в кабинку, поднимает стенки, и мы оказываемся отгорожены от соседей.

– По пятницам здесь пятидесятипроцентная скидка. – Уоллис с интересом изучает меню. – Что ты обычно предпочитаешь?

– Хм. – Ненавижу признаваться в подобных вещах. – Просто калифорнийские и филадельфийские роллы. – Точно знаю, что в таких случаях люди думают: «Да ты вообще любишь суши?» «Заказываешь самые обычные, банальные роллы. И не хочешь попробовать что-то действительно хорошее». «Вау, ты такая скучная. Зачем ты вообще живешь?» «Будь пооригинальнее».

– О, какая замечательная идея, – говорит Уоллис, все еще глядя в меню. – Чем проще, тем лучше. Я могу съесть целый стол филадельфийских роллов за один присест.

Мы делаем заказ сразу же, как только официант приносит горячие полотенца. Я заворачиваю в свое холодные руки и чуть ли не растекаюсь по стулу от удовольствия. Мое семейство вечно говорит, что руки у меня как ледышки, но я не замечаю этого, пока они не начинают согреваться.

– Ну как тебе вечеринка? – спрашивает Уоллис. – Я рад, что ты смогла выбраться.

«Смогла выбраться» звучит как «засунула свои сомнения куда подальше», и тут он прав.

– Мне понравилось. Это было… это было забавно.

Уоллис, смотревший до того на свои руки, поднимает глаза:

– Правда? Ты мало говорила.

– Как обычно.

– В школе ты гораздо разговорчивее.

Я улыбаюсь:

– В школе я много пишу. Но я и этого не делала, пока не появился ты.

Он нерешительно интересуется:

– Почему так?

– Не знаю. Просто мне это не нравится.

– Ты не слишком хорошо учишься, верно?

– Действительно, не слишком.

– Я тоже. – Он снова смотрит в стол. – Я считаю, что вроде как уже знаю, чем хочу заниматься, и школа кажется мне пустой тратой времени. А родители вроде как считают, что мы ничего про себя не понимаем, и потому заставляют заниматься всем подряд. Дождаться не могу, когда все это кончится.

–  Правда? – Я произношу это так громко, что сама пугаюсь. Уоллис снова смотрит на меня. – Я… Я хочу сказать: да, школа выматывает. Все время твержу об этом родителям. Я хочу сосредоточиться на искусстве и, возможно, поступлю в колледж, так какое значение имеет то, что осталось от выпускного класса?

– Глупо, правда?

– Ужасно глупо.

Он откидывается на стуле:

– Слава тебе, Господи. Я думал, у меня что-то вроде клаустрофобии, и потому я такой раздражительный.

– Школьной клаустрофобии.

– Школьной клаустрофобии. Как в «Сиянии», но только действующие лица – подростки.

Я смеюсь. Уоллис улыбается. Официант приносит нам суши, и меня от макушки до кончиков пальцев на ногах пронизывает счастье. Отчасти я понимаю, что глупо быть счастливой оттого, что кто-то наконец согласился с тобой. Родители тоже знают, что я не люблю школу и не хочу больше учиться. Уверена, что большинство учителей также в курсе этого. Им известно, что меня гораздо больше интересуют мои рисунки, чем домашние задания, или спортивные соревнования, или танцы. Возможно, они даже догадываются, что мне проще жить в Интернете, хотя в этом я сомневаюсь.

Уоллис – первый человек из тех, кого я встретила в жизни, кто полностью разделяет мою точку зрения.

Иногда, когда Эмити пробуждается от своих снов о перерождении, она долго смотрит на спящего Фарена и думает, что было бы, не прими она предложения Стража.

Фарен был бы мертв.

Она, возможно, тоже.

У Стража не было бы носителя, и ноктюрнианцы терпеливо ждали бы, когда он появится.

Глава 15

Уоллис понимает много вещей.

Он понимает, что пиццу нужно сначала выесть до корки, а ту съесть напоследок. Он понимает, что спортивные штаны и толстовка определенно лучше всякой другой одежды. Он понимает, что общаться проще, если между тобой и твоим собеседником находится экран или просто лист бумаги.