Наконец я встретила Мюстафу. Перед ним я осмелилась заплакать. Мое горе потрясло его. Он согласился взять мой адрес, и если когда–нибудь Арезки появится…
— Если я к этому времени не умру, — добавил он.
Мне оставалось задать ему один вопрос.
— Что значит Хауа?
— Как?
Я повторила, старательно выговаривая.
— Хауа? Это — Ева.
— Спасибо.
Когда я сообщила, что уезжаю, Анна тотчас осведомилась:
— А комната?
— Берите ее снова, если хотите!
По телефону она пришепетывала больше обычного.
— Да, мне не нравится в Доме Женщины. Я скоро начну работать и…
— Приходите двадцать второго, я уложусь к этому времени и передам вам ключ.
— До скорого.
Она повесила трубку первая.
Анна только что ушла. Из комнаты и из моей жизни. Увижу ли я ее когда–нибудь?
Она извинилась:
— Я пришла рано, но не могла по–другому. Да, я беру ключ. Вы просто захлопнете дверь. Я вас никогда не забуду, Элиза. Да, я работаю. На сортировке писем. Я должна идти, автобусы в воскресенье ходят так редко. Я оставлю чемодан на стуле.
Ее ледяная рука дотронулась до меня.
Она только что закрыла за собой дверь. Я высовываюсь из окна и следую за ней глазами. Она переходит улицу и направляется к тупику, в противоположную сторону от остановки автобуса. Медленно, задним ходом, из тупика выкатывается машина. Машина Анри. Он отворяет дверцу, она садится.
На этот раз ее еще не поглотит черная бездна одиночества. Но за какую ветвь она уцепилась? Мне жаль ее. Ей суждено страдать. Анри в один прекрасный день бросит ее.
Люсьен останется кровоточащей раной в ее плоти и сердце.
«Вот ты через тридцать лет», — пошутил он когда–то, глядя на старую побирушку. С Анри она спасет несколько недель, несколько месяцев. Он будет приходить к ней в эту комнату. Управляющий протестовать не станет. На той же кровати они познают «свои четверть часа нежности». Анри для Анны бальзам на рану. Как и все ее любовники, сменявшие друг друга. Но после каждого мужчины рана неудавшейся жизни становится все глубже.
Чего же нам недостает? Какой силы? Где трещинка, не позволившая нам овладеть тем, что так легко назвать судьбой? В какой мере виноваты мы сами? Значит, прекрасные цветы, прораставшие в нас вместе с ядовитыми травами, только и сгодились что на надгробные венки. Все, что мы должны были защищать, все, что нам предстояло завоевать, теперь уже в прошлом. На наше место теперь встали Анри и ему подобные. Что сделают они с победой, если она попадет им в руки? Хочу забыться. Пусть отхлынет мысль, как взбаламученная вода отлива. Боль подстерегает меня, она притаилась в моем будущем, она спряталась в воспоминаниях; она меня ждет, чтоб ударить, но я обойду ее, меня голыми руками не возьмешь. Я изгоню из себя все, я убью память. И только надежда будет неугасимо тлеть под пеплом. Не знаю, откуда подует ветерок, от которого она разгорится. Не знаю, куда она поведет меня. Но я ее чувствую. Невнятную, неуловимую, смутную, но неугасимую надежду. Я ухожу в себя, но я не умру.
ЭЛИЗА, ИЛИ НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ
Зав. редакцией В. ИЛЬИНКОВ Редактор П. агеев
Художественный редактор
Сдано в набор 25/XI 1968 г. Подписано к печати 7/I 1969 г. А 00602. Бумага 84×1081
/16. 5 печ. л. 8,4 усл. печ. л. 10,542 уч. — изд. л. Заказ № 212. Тираж 2 600 000 экз., 4‑й завод: 1 650 001-2 200 000 экз. Цена 21 к.
Издательство «Художественная литература»
Москва, Б-66, Ново — Басманная, 19
Набрано и сматрицировано в ордена Трудового Красного Знамени Ленинградской типографии № 1 «Печатный Двор» им. А. М. Горького Главполиграфпрома Комитета по печати при Совете Министров СССР, г. Ленинград, Гатчинская ул., 26.
Отпечатано в типографии «Красный пролетарий». Москва, Краснопролетарская, 16.
Заказ № 2095.