Элизабет Тейлор. Жизнь, рассказанная ею самой

Все, что я, вернее мама, выиграла – годовой контракт, позволивший нам снимать квартиру на окраине Беверли-Хиллз. Роль не удалась, поскольку не подходила мне совсем, в конце года контракт просто не продлили, что привело маму в ужас!

Но Сара Тейлор не была бы сама собой, если бы опустила руки. Не унывать ни в какой ситуации я научилась тоже у мамы. Она предпринимала немыслимые усилия, чтобы познакомиться с любым, кто хоть как-то вхож в заветные двери Голливуда. Удалось. Знакомство было примечательным, пожалуй, куда важнее для меня, чем просто помощь в получении очередной роли.

Познакомившись с Хеддой Хоппер, я воочию увидела, как проворачиваются гигантские колеса машины по созданию образа, легенды, репутации… А еще уяснила, насколько сильна и опасна эта машина. Конечно, в свои десять лет я ничего не поняла умом, но получила блестящий урок, который впитала кожей. Несколько милостивых упоминаний в колонке Хоппер, и меня взяли на MGM. Небольшая, но знаковая роль Присциллы в фильме «Леси, вернись домой». Сказался мой английский акцент. Здесь я была хорошей, благовоспитанной девочкой, играла любительницу собак, а потому на студии понравилась, и со мной заключили договор до восемнадцати лет! На сей раз мама никого не шантажировала и согласилась на семьдесят пять долларов в неделю.

Немного расскажу о MGM, чтобы было понятно, почему даже от десятилетних девочек строжайше требовали соответствия образу. Просто без рассказа о студии невозможен рассказ о моем детстве, оно проходило в съемочных павильонах.

В те годы, когда я только начинала свою карьеру, MGM была самой успешной финансовой кинокомпанией Америки, да и всего мира, а ее глава Луис Барт Майер самым высокооплачиваемым генеральным директором. Они с главой Совета директоров компании Джо Шенком жили как кошка с собакой, но Майер все же сумел сказать свое слово в кинематографии, пока не был уволен со своего поста.

У Луиса Майера была своя концепция кино и жизни вообще. Он считал, что фильмы должны пропагандировать истинные ценности, патриотизм, и выдавал фильмы, больше похожие на сказки, даже если они о современности. Долгие годы это нравилось зрителям, которым в трудные годы Великого кризиса очень хотелось хоть на экране видеть красивую жизнь красивых людей, в которой проблемы решались как по волшебству и всегда был хеппи-энд.

Самыми лучшими актерами для подобных картин оказывались, конечно, дети, потому юных звездочек студия по требованию Майера опекала особо. За годы, пока он руководил студией, выросло целое поколение звезд, кого-то просто нашли уже готовым, а кого-то воспитали, как меня, с малых лет.

К Луису Майеру актеры и вообще работники студии относились по-разному, большинство считали его невыносимым грубияном и настоящим жмотом. Этого у Майера не отнять! Получая по миллиону долларов собственной зарплаты, он стремился платить актерам минимум, а если кому-то и удавалось выбить из него стоящую зарплату, то случалось это за закрытыми дверьми, хотя думаю, ничего особенного там не происходило. Майер щедро платил тем, кого любил, и очень неохотно остальным. Мне это категорически не нравилось.

Но надо отдать должное Л.Б., как мы иногда называли Майера, он носился с актерским составом, как курица со своими цыплятами. Мы становились собственностью MGM, но и студия опекала нас во всем, частенько за нас решая, как нам не только выглядеть, но и жить, чувствовать, думать, выходить замуж, кого любить…

Майер сумел создать на MGM то, что не скоро скопировали другие – отдел по связям с прессой. Вот у этого отдела мы и находились в полной зависимости. Что можно и чего нельзя носить, как разговаривать, с кем дружить, что отвечать на вопросы прессы, что любить и чем интересоваться… все решал рекламный отдел. Многие стонали и зарабатывали бесконечные немалые штрафы, но только не я. Привыкшая во всем подчиняться маме, слушать каждое ее слово и внимать ее советам, я и к советам отдела относилась серьезно и с пониманием. До поры, конечно.

Хорошая девочка с удовольствием играла хорошую девочку…

Мама определила меня в класс драматического искусства и в класс вокала, ее куда меньше интересовали мои успехи в арифметике («деньги считать ты и так научишься) или географии, чем в умении красиво улыбаться или петь. Правильно ли это? Да, правильно! Я до сих пор предпочитаю считать с помощью калькулятора, только свою выгоду или убытки прикидываю в уме. До сих пор пишу с ошибками и не сразу могу вспомнить, где находится тот или иной город, если там не бывала. Это не помешало мне играть так, чтобы получить «Оскара». Я ничуть не хвастаю недостатком своего образования, напротив, всегда сокрушалась этому и завидовала тем, кто учился в университете. Но приходилось выбирать – либо карьера, либо учеба.

Тогда за меня скорее выбрала мама, она так старательно проталкивала меня вперед, что сопротивляться было глупо, да и не хотелось.