Элизабет Тейлор

История строится вокруг жестокости взаимоотношений немолодой пары и их более юных знакомых — преподавателей одного из университетских городков Новой Англии. Язык пьесы груб до неприличия, а сексуальные сцены построены резко и контрастно. Но именно через эту обжигающую непристойность четверо людей постигают нелицеприятные для себя истины. Продюсер выбрал Джорджа Сигала на роль честолюбивого преподавателя биологии, которого оседлала и которым нещадно помыкает вечно всем недовольная женушка, роль которой блестяще исполнила Сэнди Дэннис, знаменитая бродвейская актриса. Найти достойного претендента на роль Джорджа, средненького университетского преподавателя, женатого на дочери главы колледжа Марте, оказалось более трудным делом.

Джек Леммон и Гленн Форд сразу отклонили предложение студии, Роберт Редфорд вообще отказался обсуждать эту тему.

«Эту роль я бы не стал играть ни за какие деньги», — заявил он продюсеру.

«А как насчет вот этого толстячка? Нашего старого как-его-там?» — сказала Элизабет и ткнула Бертона в бок.

«Он слишком силен для Джорджа», — возразил продюсер.

«Ладно, милая, если ты не найдешь того, кто тебе нужен, можешь рассчитывать на меня», — заметил Бертон.

Понимая, что присутствие Ричарда в картине положительно скажется на Элизабет, продюсер написал Джону Уорнеру записку, в которой рекомендовал на эту роль Бертона. Уорнер ответил согласием и предложил ему семьсот пятьдесят тысяч. Элизабет не стала делиться с мужем, целиком оставив себе процент с кассовых сборов и первую строчку в афишах.

«У нас не было ни малейших сомнений насчет того, кто играет в картине первую скрипку, — вспоминал один из членов съемочной группы. — Элизабет не только загребла себе все деньги и перетащила на себя все действие фильма, она также заняла самую лучшую, самую просторную гримерную. Когда Ричард это увидел, то велел нарисовать на двери огромную, сразу бросающуюся в глаза звезду. Кроме того, мне запомнилось, что у Элизабет в гримерной имелся запас шампанского долларов на восемьсот, в то время как Ричарду полагалась лишь двадцатидолларовая бутылка виски.

Джордж Сигал и Сэнди Дэннис удостоились чего-то вроде «Либфраумильх» за два девяносто пять».

Когда роль Джорджа была у него, можно сказать в кармане, Бертона начали одолевать сомнения.

«И как я буду разговаривать с американским акцентом, — пожаловался он. — Не знаю, этот парень слабак, под каблуком у своей бабы».

«Ну, дорогой, — заметила Элизабет. — В «Кулике» ты тоже, надо сказать, играл недоделка».

Продюсер вылетел в Париж, чтобы обсудить с Бертонами следующий шаг — подбор режиссера.

«Как насчет Фреда Циннемана?» — предложил он.

«Классно!»

«Не хочу я никакого Циммермана» — возразил Бертон.

«Циннеман, олух. А не Циммерман», — не церемонясь, поправила его Элизабет.

«Какая мне разница. Я его не знаю и знать не хочу!»

Через несколько часов продюсер затронул такую тему, как выбор оператора, и предложил Хаскелла Векслера.

«Господи, только не он! — завопил Бертон, чьим самым больным местом было оспины на лице. — Да он так снимет меня, что мое лицо будет смотреться как луна в кратерах». Наконец Бертоны остановили свой выбор на Майке Николсе, их хорошем приятеле.

Кстати, это был в высшей мере смелый выбор. Николе, тридцатичетырехлетний комик, имел опыт режиссерской работы на Бродвее, но еще ни разу — в кино.

«Но все равно наш выбор оказался удачен — ведь только он один мог совладать со всеми ними, несмотря на все их поползновения раздавить его или съесть заживо, — рассказывал продюсер. — Бертоны могли испугать кого угодно, и поэтому нам позарез нужен был такой гений, как Майк Николе, чтобы противостоять им. В то время из него ключом била энергия, а то обстоятельство, что в титрах стояло eго имя, не только придавало картине дополнительный престиж, но и уберегло ее от превращения в очередную бертоновскую поделку. А это было для нас весьма важно, поскольку наша репутация напрямую зависела от успеха данного проекта».

После трех напряженных недель репетиций в Голливуде начались съемки. Чтобы сыграть Марту, Элизабет поправилась на целых десять килограммов. Она ужасно стеснялась этой своей вынужденной полноты и поэтому запретила доступ на съемочную площадку всем посторонним лицам. «Никакой прессы» — на площадке твердо придерживались этого правила, и путь репортерам преграждали вооруженные охранники.

В первый день съемок режиссеру позвонила сама Жаклин Кеннеди, дабы пожелать ему успехов в работе.

«Майк тогда встречался с Глорией Стейнем, но, судя по всему, он был весьма неравнодушен к Джеки, — заметил кто-то из представителей студии. — Более того, один раз мы потеряли целый съемочный день — все двадцать четыре часа, — потому что он летал в Нью-Йорк, где у него был обед с Джеки».

Как режиссер, Майк Николе был донельзя медлителен и придирчив, особенно к Элизабет, которая из-за этого частенько выходила из себя.