Элизабет Тейлор

Уайлдинги купались в роскоши и вечно что-то покупали, соря деньгами направо и налево. У них вошло в привычку дарить друг другу новые машины. Элизабет объявила, что два ее самых любимых увлечения — это наряды и бриллианты. Уайлдинг стремился потрафить супруге, для чего щедро одаривал ее бриллиантовыми колье, сапфировыми браслетами и кольцами с изумрудами. Но поскольку сам ни денег не имел, то покупки оплачивала Элизабет. Вскоре она уже жаловалась Монтгомери Клифту, что когда-то мечтала о сильном, здоровом парне, которым будет заботиться о ней, покупать ей драгоценности и меха, а в результате дело кончилось тем, что теперь она сама оплачивает все счета.

Осенью 1953 года студия отправила Элизабет в Англию, где ей предстояло сыграть главную роль в картине «Бо Бруммель». Было решено оплатить ей дополнительные шесть недель пребывания в Европе, чтобы прежде чем приступить к съемкам, Тейлор могла насладиться с Уайлдингом чем-то вроде второго медового месяца. Во время путешествия она с энтузиазмом предалась своему любимому занятию, и студия не раз была вынуждена приходить ей на выручку.

«Пожалуйста, будьте так добры, дайте телеграмму в Нью-Йорк, чтобы мне дополнительно выделили еще 1600 долларов для оплаты моих драгоценностей, — телеграфировала она на студию «МГМ». — Я умру от стыда, если ювелиры явятся в Копенгаген, чтобы требовать их обратно. Прошу простить меня за беспокойство, но дело срочное. С сердечным приветом, Элизабет».

Через два месяца, на этот раз увлекшись покупкой нарядов, она послала по тому же адресу еще одну телеграмму:

«Мой дорогой Бенни, — телеграфировала она Бенни Тау. — Терпеть не могу причинять тебе беспокойство, но дело ужасно важное. Мне срочно требуется кое-что из моего гардероба к «Рапсодии», потому что здесь страх как холодно. Я могу составить для Хелен Роуз список, если ты даешь согласие, чтобы мне все срочно доставили самолетом. Будь добр, дай мне знать как можно скорее. Горячий привет. Заранее благодарю, Элизабет».

Вместе Уайлдинги зарабатывали более 350 тысяч долларов в год, но расходы едва не разорили их. Вдобавок к «слабостям» Элизабет, требовалось делать ежемесячные взносы по закладной, платить проценты по эмгеэмовскому кредиту, выплачивать жалованье личному секретарю Элизабет, Пегги Ратледж, а также садовнику, повару, горничной и няне новорожденного младенца, Кристофера.

По дому бродили четыре собаки, пять кошек и две утки. Кошки когтями в лохмотья разодрали дорогие обои, утки клевали мебель, а собаки откладывали свои ежедневные кучки прямо на толстом белом ковре в гостиной. Элизабет держала своего пуделя, Джи-Джи, и всех щенков в детской комнате вместе с младенцем, чем приводила няню в бешенство — ведь ей то и дело приходилось спотыкаться возле колыбельки о кучи затвердевшего собачьего дерьма.

Этот зверинец поверг в ужас даже Сару Тейлор, которой теперь было позволено навещать дочь раз в неделю.

«Я все-таки не удержалась и сказала: «Послушай, Элизабет, не разрешай Джи-Джи лизать младенца!» Она только уставилась на меня в изумлении: «Господи, мама, подумай, что ты говоришь! Неужели тебе не известно, что собачья слюна — самая чистая вещь в мире — она убивает микробы! Природа нарочно так придумала, чтобы позаботиться о животных и их потомстве!»

Элизабет понятия не имела, как готовить, убирать, закупать провизию, но это ее мало заботило.

«Она разбрасывает вещи по всему дому, — вспоминал Уайлдинг. — Все равно где. После нее кажется, будто по дому прошел ураган с той разницей, что ураган не перевернет все вверх дном так, как она».

Уайлдинг терпел неряшливость Элизабет, однако никак не мог привыкнуть к ее нерасторопности.

«Никак не могу взять в толк, почему у нее напрочь отсутствует чувство времени, — говорил он. — Наверно, это у нее от природы».

Вечно опаздывающая Элизабет заставляла людей ждать часами, пока сама она в это время занималась макияжем, причесывалась или красила ногти. Казалось, она всем своим видом давала понять: «Я буду делать все, что хочу и когда хочу». Она никогда не извинялась за свою вопиющую медлительность, а если ей делали замечания, то не лезла за словом в карман.

«Я бы советовал вам не перечить ей, — предупреждал Уайлдинг. — Она легко раздражается».

Уайлдинг, который избегал какой бы то ни было конфронтации, в начале их брака во всем потакал жене. Он ублажал ее как только мог — рисовал ее портреты, увешал все стены в доме ее фотографиями. На кофейном столике копились кипы журналов, с Элизабет на передней обложке. И, тем не менее, даже этих знаков внимания ей было недостаточно.

«Актеры нуждаются в любви на разных уровнях, и Элизабет требовалось нечто большее, чем просто любовь ее супруга, или ребенка, или родителей, — говорит режиссер Ричард Брукс. — Она нуждалась в любви-одобрении ее таланта, и я решил, что если только сумею, то дам ей такую возможность в картине «Последний раз, когда я видел Париж».