Елизавета Алексеевна: Тихая императрица

Всех теперь интересовал лишь новый император, свёкор Елизаветы, взошедший наконец на трон после тридцатичетырёхлетнего ожидания.

Как презирала она эту толпу разряженных кукол, наблюдая за всеми их душевными движениями!

Но ни словом, ни взглядом не выдала она своих чувств, только слегка пожала руку Александру да переглянулась с ним понимающим взглядом. Она видела, что и он переживает то же самое, что и она...

Скоро из кабинета Павла выступили все члены Государственного совета и Синода, держа в руках уже размноженные листки с манифестом о кончине Екатерины и вступлении на престол Павла.

Манифест был заготовлен давно, надо было лишь внести в него имя наследника.

Екатерина оставила в нём места больше, чем нужно было для коротенького имени Павел, и снова наследник, а теперь император почувствовал укол в сердце. Лелеяла его мать мечту посадить на престол внука, но он, сын, сжёг её завещание...

Не прошло и несколько минут после объявления манифеста, а уж пришли сказать, что в придворной церкви всё готово к присяге новому императору...

Елизавета шла вслед за Марией Фёдоровной и Александром.

Павел распорядился, чтобы все были одеты в парадные одежды, и тут же, во дворце, ей пришлось срочно переодеваться, хотя так хотелось надеть чёрное платье и покрыть голову чёрным платком.

Но приказ императора уже стал магически действовать на все сферы жизни.

Александр и Константин уже были обряжены в военные мундиры прусского образца, принятые в Гатчине.

Процессия двинулась в домовую церковь. Павел взошёл на императорское место и, стоя, выслушивал текст присяги, который звучными голосами произносили священники.

За ними повторяли слова все собравшиеся в церкви. А затем началась церемония целования креста и Евангелия, подписи под присягой...

Первой поцеловала крест и Евангелие Мария Фёдоровна. Пунцовая от гордости и волнения, она прикоснулась губами к золотому кресту, который протянул ей архиепископ, дотронулась до кожаного переплёта священной книги, по-немецки расписалась в книге присяги и прошла к Павлу, торжественно вытянувшемуся на императорском месте.

Она уже хотела было встать на колени перед императором и мужем, но он подхватил её под руки, поцеловал в лоб, она чмокнула его в руку и стала рядом с ним.

То же самое проделал Александр, и так же удержал его Павел, поставив рядом с собой.

Елизавета проделала ту же процедуру, но Павел позволил ей упасть на колени, потом расцеловал в обе щеки и втиснул в группу стоящих у императорского места.

Только родным детям не позволял он вставать на колени, а невестки должны были выполнить обряд по всем правилам...

Церемония присяги длилась так долго, что Елизавета устала наблюдать это торжественное действо — ноги затекли, рука покраснела от влажных и липких губ царедворцев: всем целовали руки сановники, каждый падал на колени, каждый расписывался в верности императору и российской короне.

Лишь с верным человеком, с оказией могла Елизавета написать своей матери о всех переживаниях, охвативших её после смерти Екатерины. И это письмо лучше всего говорит о тех чувствах, что владели тогда великой княгиней Елизаветой, женой наследника российского престола:

«Я была уверена, дорогая мамочка, что смерть добрейшей императрицы расстроит Вас. Со своей стороны уверяю — забыть её не могу.

Вы себе не представляете, как всё, вплоть до мелочей, полностью перевернулось.

С самого начала это произвело на меня такой неприятный эффект, что сама окончательно запуталась во всём. Мерзкие времена!

Моим единственным утешением явилась Анна, как и я для неё. Она почти всё время проводила у меня, приходя сюда утром, здесь одеваясь, обедая и оставаясь целый день до того момента, когда мы вместе отправлялись к императору.

Наших мужей практически не было дома, и мы сами (не существовало никакого распорядка дня) не могли заниматься своими делами, нужно было быть готовыми в любую минуту прийти по вызову к императрице.

Вы даже вообразить себе не можете, какая жуткая пустота, печаль и скука овладели миром, за исключением их новых величеств.