Елизавета I

Однажды в воскресенье было разыграно забавное деревенское представление, так называемое свадебное бражничанье. Вперед выступили «здоровенные парни», облаченные в шляпы, шапки, камзолы вместе с короткими куртками. На одних были сапоги без шпор, на других шпоры без сапог, у всех — свадебные кружевные ленты, обвязанные вокруг зеленых метелок. В1а женихе «лихо заломленная» соломенная шляпа и рабочие рукавицы — символ трудолюбия; за спиной — гусиное перо и роговая чернильница, ибо он умеет немного писать и хочет, чтобы все об этом знали (впоследствии эти приспособления для письма куда-то потеряются, и жених будет готов от отчаяния разрыдаться).

Далее — шуточный танец в старинном духе, и вот наконец появляется невеста, на редкость отталкивающая неряха лет тридцати пяти. Под стать ей и подружки, хотя самим себе они кажутся весьма изысканными дамами, достойными выступать перед самой королевой.

Ну а по вечерам в Кенилворте проходили концерты. Один итальянский акробат, «человек-змея», демонстрировал подлинные чудеса ловкости, костей у него, казалось, вовсе не было или они были мягкие как воск — настолько легко он изгибался, выворачивал себя наизнанку, парил в воздухе. Снаружи беспрестанно, час за часом, продолжался фейерверк. Наиболее яркие вспышки точно совпадали во времени с «мощной канонадой» — наверняка выдумка брата Лестера Эмброза Дадли, графа Ворвика, начальника артиллерии английской армии. Шутихи и петарды падали в ров и пруд, погружались на мгновение, но тут же вновь, в воде не тонущие, вылетали на поверхность и падали на землю, разбрасывая вокруг себя снопы искр. Тем, кому приходилось участвовать в сражениях, все это должно было напоминать настоящую войну, королева же веселилась от души.

На стол подавали пищу богов, что особенно бросалось в глаза, если принять во внимание всем известные скромные аппетиты королевы. Сама она ела «немного или почти ничего», однако же на одном обеде было подано триста блюд, так что под конец, за полночь, придворные да и все население замка едва на ногах держались. Что не помешало этим обжорам назавтра вновь возобновить пиршество.

После охоты и шумных фейерверков больше всего у Лестера Елизавете нравились сады. Стремительные прогулки по садам в собственных дворцах всегда составляли часть ее жизненного распорядка, так что, прохаживаясь в Кенилворте но огромным лужайкам, поросшим мягкой травой, посреди плодовых деревьев и каменных обелисков, она чувствовала себя как дома. Травы и пахучие цветы подбирались здесь с особым тщанием, и сладкий запах гвоздик, фиалок, левкоев, роз самых разнообразных сортов преследовал ее повсюду. Посреди сада возвышался большой фонтан в итальянском стиле, обрамленный каменными фигурами Нептуна, Фетиды и других античных божеств.

Помимо пышной кладки, фонтан привлекал некоторым секретом: в него был встроен особый механизм, и на прохожих, когда они меньше всего этого ожидали, обрушивались струи воды. Располагался в саду еще и гигантский вольер с орнаментом из крупных бриллиантов, изумрудов, рубинов, сапфиров, где порхали самые

экзотические птицы из Европы и Африки, услаждающие слух своим необыкновенным пением.

К отъезду Елизаветы поэты сочинили грустные мадригалы, а на сцене появились новые аллегорические фигуры. Во время последней охоты вперед выступил Сильванус, бог лесов; он бежал рядом с королевой, уговаривая ее остаться и суля в этом случае вечную весну и вдвое большее, чем ныне, количество оленей. Следом за ним появился посланник «небесной канцелярии» и в сопровождении музыкантов спел прощальный мадригал:

О Музы, подскажите мне слова.
На помощь, лес, волна, и холмы, и долины.
В тоске и скорби никнет голова,
И звуки в пересохшем горле стынут.
Печали нету ни конца, ни края —
Ведь Дама-Счастье птицей улетает.

«Королевским радостям» пришел конец, но путь продолжался, он лежал в Ворчестер с его карнавалами и речами, в Личфилд — тут в местном соборе был устроен большой музыкальный вечер, — в Вудсток, где Джордж Гасконь, постановщик маскарадов и поэтических чтений в Кенилворте, услаждал слух ее величества чтением стихов на латыни, итальянском и французском. Елизавете пришлось испытать двойственное чувство — тяжелые воспоминания о пережитых здесь в годы правления королевы Марии страхе, тоске, неизбывной скуке смешивались с нынешним восторгом триумфа и обретенной силы. Ибо теперь вернулась она в места бывшего заточения царствующей королевой — окруженная пышной свитой, обожаемая верноподданными и преисполненная решимости продолжить свое победоносное шествие по жизни.