Елизавета I

То, что старая религия страны после дремы, в которую она погрузилась на два поколения (с недолгими перерывами во время царствования Марии и восстания 1569 года), поднимет голову, пожалуй, можно было ожидать. В простонародье протестантизм все еще оставался «новой религией», хотя, надо отметить, прочно укрепился уже в царствование Генриха VIII. На удивление большое количество пожилых священников, многие из которых преданно, спокойно и беспрепятственно служили мессу со времен Генриха, сохранили память о старом католическом королевстве, да и законники, вельможи из самых знатных и даже иные придворные все еще оставались оплотом старой веры. В этих условиях даже самым непримиримым пуританам трудно было избежать контактов с католиками, ибо они были всюду: в судах, где им нередко приходилось защищать архиепископа Кентерберийского и саму королеву, на аристократических раутах, среди служащих старых поместий, сохранивших дух католицизма, в палате лордов и, естественно, в тюрьмах, а то и на виселицах, откуда скалились их мертвые лица. Из шестидесяти пэров, насчитывавшихся в Англии в 1560 году, двадцать были католиками. А если говорить о других, то Лестер и его брат поддерживали католиков, у Сесила были родственники-католики (как и у Уолсингэма, который, правда, всегда похвалялся своим несравненным зятем-протестантом, Филиппом Сидни, но почти не упоминал другого зятя — католика — графа Кланрикарда). Учитывая тесные родственные и союзнические связи Тюдоров, трудно было предполагать, что конфессиональная рознь может принять крайние формы. Придворные-протестанты заранее предупреждали родичей-католиков о готовящихся обысках и допросах, и даже сама королева, случалось, оказывала поддержку своим друзьям-католикам.

Словом, католики были повсюду, и количество их в 70-е, а затем и в 80-е годы увеличивалось стремительно. Менялось и поведение: от неохотного участия в ритуалах протестантской церкви — к открытому бунту. В общем, католики стали нонконформистами — верноподданными королевы, отказывающимися, однако, следовать правилам ведомой ею официальной церкви. Они не ходили на церковную службу, не принимали причастия, не желали слушать проповедь. Все это им заменяло тайное посещение мессы.

Местом сборища могло служить все что угодно — лишь бы был священник, способный прочитать мессу. Сотня или даже несколько сотен человек могли собраться просто на открытом воздухе в деревенской местности, или в пещере, или в амбаре, или на чердаке, в тюрьмах, даже в столице, где это было, правда, очень рискованно — многих хватали во время богослужения и прямиком переправляли в темницу. А попутно отбирались и предметы богослужения, или, как презрительно отзывались о них королевские соглядатаи, «грязные книги», «мерзость» — в общем, ничтожное суеверие. Точно так же и в портах Англии конфисковывались контрабандные картины религиозного содержания, книги, четки, литографии, освященные папой, и даже кости и рубища святых.

Появились и новые предметы поклонения, способные укрепить веру и поднять дух нонконформизма, — останки английских ново- мучеников, количество которых также увеличивалось параллельно росту непримиримых сторонников католической веры.

В июле 1580 года казнили одного священника, и гибель его стала для многих из тех, кто присутствовал во время казни, событием едва ли не судьбоносным. Его обращение, или «примирение» с католической церковью, случившееся три года назад, стало триумфом инсургентства — ведь до того этот человек был протестантским пастором. Повинуясь внутреннему голосу, он отправился в Дуэ и после положенного срока обучения получил сан священника и вернулся в Англию, изъявив желание проповедовать среди заключенных. В самый разгар духовных трудов его схватили, подвергли допросу и бросили в камеру с совершенно невыносимыми условиями содержания: грязь, вши, голод. В конце концов его казнили, и смерть он, по свидетельству одного единоверца, встретил, «к удивлению еретиков», мужественно и спокойно — во славу и в укрепление святой веры.

Толпа, присутствовавшая при казни, пришла в такое возбуждение, что каждый стремился заполучить хоть каплю крови святого мученика, — тысячи ладоней тянулись к деревянному настилу, на котором было распростерто его тело, к земле под плахой. «Через два дня после мученической смерти, — говорится в одном историческом источнике, — нетронутой не осталось и пяди земли, куда просочилась его кровь, — ее по капле собрали преданные сыны церкви, а многие предлагали большие деньги за обрывки одежды жертвы». Правда, надо сказать, что среди страждущих были не только «преданные сыны церкви», но и обыкновенные менялы, рассчитывавшие нажиться на человеческой вере.