Елизавета I Австрийская

30 января — первая годовщина смерти Рудольфа. Елизавета не спала всю ночь, мучаясь головной болью, а утром договорилась с императором отправиться в Майерлинг, но так, чтобы никто не узнал об этом. Между тем, небольшой охотничий замок уже превратился в монастырь, а комната смерти — в церковь. В двух экипажах императорская чета и Валерия едут по чудесной лесной дороге. За все время поездки никто не произносит ни слова. В Майерлинге отслуживают мессу у алтаря, построенного на том самом месте, где стояла кровать Рудольфа. Перед глазами священника все еще стоит ужасная картина смерти кронпринца, увиденная им в тот день, когда святой отец пришел сюда в составе комиссии. Как в тяжелом сне, Елизавета без слез присутствует на мессе. Тиха в христианском смирении, она стоит рядом с императором, с горечью думая о том, что в последние месяцы жизни сына играла в его судьбе слишком мрачную роль.

С ужасом Елизавета узнает, что один из людей, никогда не разочаровывавших ее, граф Дьюла Ан-драши, 18 февраля умер в Волоче. Елизавета вновь не может прийти к успокоению. Еще одна смерть, пусть даже и ожидаемая, становится, тем не менее, тяжелым ударом для императрицы, ведь граф был для нее лучшим, по словам Валерии[460], другом, которому она доверяла как никому другому.

«Умер мой единственный, последний друг», — сетует Елизавета. 21 февраля Андраши будет похоронен в Будапеште. Императрица едет к его вдове, графине Катанке, которая теплыми словами заверяет Елизавету в верности, преданности и любви и просит свою королеву в любой ситуации рассчитывать на нее и ее сына.

Вернувшись, Елизавета говорит Валерии: «Только теперь я поняла, как много значил для меня Андраши. Без его советов и дружбы я чувствую себя всеми покинутой. Дух Андраши не сможет жить ни в его сыне, ни в любом другом человеке». Она едет в академию и кладет на гроб почившего друга венок из ландышей. Венгрия видит свою королеву, в молитве стоящую на коленях перед прахом ее беззаветного патриота.

В середине марта Елизавета с дочерью предпринимает обыкновенное весеннее путешествие, на этот раз в Висбаден и Гейдельберг, чтобы «пощеголять в свете блестящим платьем невесты». Императрица совершает долгие прогулки с дочерью. «Только при общении с тобой, — говорит она, — в мою душу иногда приходит свет веселья. Я едва могу представить себе, чем станет моя жизнь, когда ты, выйдя замуж, покинешь меня. Время, оставшееся до твоей свадьбы, для меня лишь отсрочка».

Императрица, замкнувшаяся со дня смерти сына, 11 апреля 1890 года среди всех прочих принимает императора Вильгельма, а немного позднее и императрицу Фридерику, не только простую и симпатичную, но и рассудительную, искренне преданную Елизавете женщину, угасающую после смерти мужа, отошедшую от всего света, но не от Бога.

«Моя доля не менее жестока, чем твоя, — говорит она Елизавете, — неблагодарность людей столь велика, что это просто невозможно выносить». Елизавета грустно отвечает: «Все происходящее предначертано заранее». — «Ах, нет, я верю, что Господь на небесах сделает все к лучшему. Сама же я только жду смерти, чтобы узнать то, чего не знает ни один человек[461]».

Вскоре после этого визита Елизавета возвращается в Вену, где обычная жизнь вновь вступает в свои права. Госпожа Шратт все чаще обедает с императорской четой и Валерией, для которой это крайне неприятно; она не может понять, почему это так нравится ее матери.

В это время из Регенсбурга приходит еще одна печальная весть. Сестра императрицы Нене Таксис, та, что должна была стать женой Франца Иосифа, серьезно больна. Все происходит как будто специально, чтобы не дать Елизавете, наконец, отдохнуть от горя, принесенного смертью кронпринца. Она ни на шаг не отходит от постели умирающей, до последнего момента веря, что все не так серьезно.

Нене Таксис радует только встреча с «old Сиси». «В нашей жизни мы обе прошли тяжелый путь», — говорит Елизавета. «Да, ведь у нас одинаковые сердца», — отвечает сестра.

Она скончалась через несколько дней, пережив ужасные мучения. Потрясенная Елизавета, готовая восстать не только против всего мира, но и против Бога, возвращается домой. «Теперь я понимаю, — говорит она, — что покончить жизнь самоубийством можно только из-за страха перед таким концом».

Император Франц Иосиф надеется, что жизнь императрицы понемногу войдет в прежнее русло и она время от времени будет появляться в обществе. Но этот новый траур вновь отдаляет Елизавету от мирских забот. «Император, — судит о сложившейся ситуации немецкий посол[462] в докладе принцу Ройсу, — больше всего страдает от самоизоляции своей супруги, ему одному приходится нести ношу представительства. Исчезло само понятие императорского двора, а отношения между императором и придворными становятся все более натянутыми».