– Королева говорит правду, – отрезал Генрих. – Есть множество доказательств того, кто такой на самом деле этот самозванец, так что абсурдное утверждение, будто он – Йорк, выглядит дурацкой насмешкой. Правда давно установлена в этом королевстве. Но я велю привести сюда Уорбека, чтобы удовлетворить вашу госпожу.
Епископ открыл было рот, чтобы возразить, но Генрих заставил его умолкнуть, одарив таким взглядом, от которого онемела бы и целая армия.
– Возвращайтесь сегодня в три часа пополудни, – сказал он. – Узник будет ждать вас.
Незадолго до назначенного часа двор собрался, и Генрих с Елизаветой воссели под балдахинами с государственными гербами. По кивку короля стража ввела Уорбека.
Елизавета оторопела, увидев его в цепях, и едва узнала. Он был грязен, со спутанными волосами, в одежде вонючей настолько, что от ее запаха мутило. Она с содроганием попыталась представить, как живет узник в убогой, лишенной окон камере, если всего несколько недель заключения привели его в такое жалкое состояние. Если так будет продолжаться и дальше, долго он не протянет, в этом Елизавета не сомневалась. Она увидела, что доктор де Пуэбла пристально смотрит на Уорбека; судя по всему, посол ужаснулся и разделял ее чувства. Елизавета глянула на Генриха, но того страдания Уорбека, видимо, не тронули.
Узник стоял перед ними с потухшим взором, будто утратил всякую надежду. Как он, должно быть, сокрушался о своей безумной попытке бегства, если еще был способен мыслить разумно. Елизавета молча возблагодарила Господа, что Кэтрин сегодня не сопровождает ее.
Объявили о появлении епископа, тот вошел в зал, а увидев Уорбека, втянул в себя воздух и заметно побледнел.
– Воистину этот негодяй не принц крови, – звенящим голосом произнес Генрих. – Теперь вы удовлетворены, епископ?
– Я сообщу об этом герцогине, – сказал прелат, поджал губы и, откланявшись, удалился.
Генрих кивнул на Уорбека и приказал страже:
– Уведите его.
Глядя, как беднягу выпроваживают из зала, Елизавета хотела было попросить, чтобы с ним обращались получше. Но она понимала: не следует делать этого на глазах у всего двора. В частной обстановке Генрих может проявить бо́льшую уступчивость.
Доктор де Пуэбла вышел вперед:
– Ваше величество, могу я просить об аудиенции?
– Разумеется, господин посол, – ответил Генрих. – Пройдемте в мой кабинет.
Он встал, сделал знак Елизавете следовать за ним и пошел к двери, находившейся позади помоста, и дальше по галерее в свои покои. В комнате, которую он использовал как кабинет, на столе были аккуратно разложены его счетные книги и другие бумаги.
– Да, доктор де Пуэбла, чем я могу быть вам полезен?
– Ваше величество, речь пойдет о самозванце. Мои суверены озабочены тем, что он до сих пор имеет возможность действовать против вас и расшатывать ваш трон. Король Фердинанд непрестанно давит на меня, чтобы я побуждал вас избавиться от этого проходимца. Он не может понять, почему вы этого не сделали.
Елизавете не понравилось такое начало разговора.
– По трем причинам, господин посол, – ответил Генрих. – Во-первых, я никогда не забывал, что Уорбек стал орудием в руках тех, кто использовал его, чтобы сбросить меня с трона. Во-вторых, он не мой подданный. В-третьих, его жена – родственница короля шотландцев.
– Некоторые принцы не проявляют такой щепетильности, – заметил доктор де Пуэбла. – Мой повелитель, к примеру, не возражал бы против того, что я так говорю. Этот союз много значит для короля Фердинанда и королевы Изабеллы, но им нужна уверенность, что их дочь едет в мирное королевство со стабильной монархией.
Елизавета вновь ощутила неприятную тревогу внутри, и ответ Генриха был резким:
– Вы видели своими глазами, что Уорбек теперь не может ничем угрожать мне. Мой трон стоит прочно, наследование его утверждено. Чего еще желать вашим суверенам?
– Головы Уорбека, – ответил доктор де Пуэбла. – В противном случае они могут передумать и не выдадут свою дочь за принца, будущее которого может подвергнуться опасности.
– Боже правый, приятель, это Англия, а не Италия! – взорвался Генрих. – Страна в покое, наши враги побеждены. Прошу вас, передайте это их величествам!
– Я так и сделаю, сир, – сказал де Пуэбла, очевидно решив, что сейчас лучше отступить, чем продолжать прения. – Я молюсь лишь о том, чтобы не объявились другие мнимые претенденты на престол, раз вы так милостиво обходитесь с самозванцами.
Посол ушел раньше, чем Генрих успел возразить ему. Когда дверь за тем закрылась, он дал волю своему гневу:
– Я не дурак, Бесси! Я держу Уорбека под строгим надзором, и если он начнет выкидывать еще какие-нибудь штучки, то проживет ровно столько, чтобы успеть пожалеть о своих поступках.
– Я знаю, знаю, – утешительно проговорила Елизавета. – Но едва ли он будет представлять для вас угрозу долго. Вы видели, в каком он состоянии? Нельзя ли содержать его в лучших условиях ради нашего Господа?
Генрих уставился на нее: