Напряжение плохо сказалось на Генрихе. После казни он заболел, находясь в Уонстеде, в Эссексе, да так сильно, что Елизавета опасалась, как бы ее супруг не умер. Однако Господь не посчитал уместным лишить ее мужа, а Англию – короля, и Генрих вскоре поправился. Елизавета была с ним, когда дон Педро де Айала, испанский посол, приехавший в Англию помогать в организации брака, явился поздравить короля с выздоровлением.
– Я прибыл бы раньше, ваше величество, но вы плохо себя чувствовали. Мои суверены обрадуются, когда узнают, что вам лучше. Им было весьма приятно услышать, что это королевство теперь более стабильно, чем за все последние пять сотен лет, после того как недавняя измена была должным образом пресечена во имя Господа, и я заверил их, что здесь больше не осталось ни капли сомнительной королевской крови, только истинная кровь ваших величеств и принца Артура.
Генрих склонил голову, выражая признательность, а Елизавета вновь забеспокоилась. Уж не стоял ли за последним заговором сам Фердинанд? Не он ли убедил Генриха в необходимости избавить королевство от изменников? Или Генрих сам проявил инициативу? И все же она не понимала, как он мог бы достигнуть желаемого результата, если бы Уорик и Уорбек каким-то образом не были вовлечены в изменнический сговор. Ей хотелось спросить об этом Генриха, но она не смела – и не желала знать ответ.
Наступил 1500 год, заря нового столетия. Генрих прочно сидел на троне, и принцы христианского мира спешили заручиться его дружбой. Он принес покой королевству, раздираемому гражданской войной, его казна была полна, и он триумфально заключил союзы с Испанией и Шотландией. Но его не любили, введенные им налоги были весьма обременительны. Подданные хотели мира и военных побед, но не желали платить за них. Люди говорили о золотом веке, который наступит в правление короля Артура.
Зима выдалась мягкой – даже слишком, так как она не уничтожила чуму, бушевавшую в Лондоне месяцами. Из-за этого приезд инфанты отложили до следующего сентября, когда Артуру исполнится четырнадцать и он достаточно повзрослеет – даст Бог – для брака. Генрих тратил огромные суммы на подготовку к приезду невесты и к свадьбе.
Весной, чтобы избежать заражения, Генрих отвез Елизавету в Кале, последний сохранившийся форпост английской континентальной империи. Там им предстояло встретиться с эрцгерцогом Филиппом. Генрих по-прежнему опасался появления какого-нибудь нового самозванца, поэтому они уехали без шума и фанфар, сообщив о готовящейся поездке всего за два дня до ее начала. Младших детей они оставили во дворце епископа Или в Хатфилде, в Хартфордшире, подальше от охваченной эпидемией столицы.
Елизавета никогда раньше не пересекала море, и плавание из Дувра привело ее в восторг. Ла-Манш был спокоен, и они высадились на берег с наступлением ночи. На следующий день с большой свитой поехали верхом в расположенную за стенами Кале церковь. Кэтрин Гордон возглавляла группу из пятидесяти прекрасно одетых дам королевы. Там они встретились с Филиппом. Елизавета поняла, почему ему дали прозвище Красивый, хотя при этом он производил впечатление человека распутного. Ей хотелось поговорить с ним, так как он был женат на старшей сестре инфанты Хуане и она рассчитывала побольше узнать от него о Каталине.
Возможность для беседы представилась, только когда они оказались лицом к лицу на банкете, который последовал за пиром, устроенным в украшенной гобеленами церкви. Держа в руках серебряную чашу с клубникой, вишней и сливками, Елизавета улыбнулась своему гостю и поздравила его с недавним рождением сына Карла.
– Благодарю вас, ваше величество, – ответил Филипп. – Жаль, что я не смог привезти на встречу с вами эрцгерцогиню. Она слегка нездорова после родов.
– Понимаю. Я сама родила шестерых детей.
– Ваше величество можно поздравить.
Филипп был любезен, но бесстрастен, и Елизавета не прониклась симпатией к нему.
– Мы с нетерпением ждем приезда инфанты в Англию, – продолжила она. – Ее брак с нашим сыном создаст прочную связь между нашими семьями.
– Именно.
– Скажите, вы знакомы с Каталиной?
– Нет, но моя супруга отзывается о ней с большой любовью. Судя по всему, она хорошо образованна, умна и мила.
Каталина ему неинтересна, это Елизавета поняла. Какой смысл выуживать из него информацию, тем более что заиграли музыканты и вот-вот должны были начаться танцы. Елизавета поставила чашу и спустилась с помоста на пол об руку с Генрихом.
В течение следующих нескольких дней в честь Филиппа устраивали живые картины, пиры и турниры, много говорили о политике, Елизавета по настоянию Генриха принимала участие в этих беседах.
– Мы здесь для того, чтобы обсудить брак Марии, – сказал он, когда они сели за стол, установленный в одном из трансептов церкви.
Елизавета смутилась, но быстро пришла в себя.
– Ей всего четыре года, – весело проговорила она.