– Хорошо. Как вам известно, кто-то – я полагаю, лорд Гастингс – сообщил Глостеру о смерти вашего отца, тот отправился на юг и встретился с герцогом Бекингемом, который всегда ненавидел меня и мою семью; он считает себя выше нас и давно недоволен тем, что его заставили жениться на вашей тете Кэтрин. Но это сделал король, а не я.
Елизавета засомневалась. Отец прислушивался к матери, когда та настойчиво просила его сделать что-нибудь. И вновь принцесса поняла, что смотрит на мать критически, чувствуя одновременно стыд и возмущение.
– Разумеется, следовало ожидать, что Глостер, который тоже ненавидит нас, объединится с Бекингемом, – прошипела мать. – И нет сомнений в том, что Гастингс тоже в этом замешан и все они стремятся низвергнуть нас.
Елизавета довольно хорошо знала Бекингема и не раз танцевала с ним при дворе. Он был человеком задиристым и вспыльчивым, но очень красноречивым и умеющим убеждать, он бы с удовольствием использовал этот шанс отплатить Вудвиллам.
– Но что случилось? – Елизавета попыталась подвести мать ближе к теме.
– Нэд направлялся в Лондон под опекой дяди Риверса, Дикона и эскорта из двух тысяч человек. Глостер ехал на юг и соединился с силами Бекингема – очевидно, что все это было спланировано, – он нагнал эскорт Нэда у Стоуни-Стретфорда. Дядя Риверс и остальные понятия не имели, что попали в ловушку. Они поужинали с Глостером и Бекингемом, – видимо, все прошло очень мило, но следующим утром, на заре, Глостер вдруг взял под арест дядю Риверса, Дикона и других приближенных короля… – Мать начала всхлипывать. – Их отвезли на север как узников, и я боюсь, что никогда больше их не увижу! Нэда они захватили и везут в Лондон.
– Не плачьте, матушка, – сказала Сесилия, и Елизавета услышала, как сестра зашлепала по полу к кровати. – Я уверена, с ними все будет в порядке.
– Боже милостивый, я молюсь об этом! – выпалила мать. – Но я не сомневаюсь, что Глостер все время замышлял свергнуть меня. И кажется, никто не противится ему! Напротив, многие лорды поспешили встать на его сторону. Он не имел права захватывать короля, так как его еще не утвердили в должности лорд-протектора и у него нет полномочий предпринимать такие шаги. Но Нэд слишком молод, чтобы противостоять ему.
Елизавета и Сесилия вместе постарались успокоить королеву, и она наконец провалилась в тревожный сон. Вернувшись в постель, Елизавета предалась тревожным мыслям. Если отбросить эмоции, дядя Глостер поступил так, как сделал бы любой человек, назначенный лорд-протектором. Он взял короля под свою защиту. Не он вынудил мать искать убежища, она сама решила прийти сюда. Вероятно, по приезде в Лондон дядя Глостер рассчитывал достигнуть дружеского соглашения с нею, но она не дала ему такого шанса, и теперь он может разозлиться – не говоря уже о том, что наверняка будет смущен, – из-за ее стремительного бегства и столь неприкрытого намека на имеющиеся у нее опасения насчет него.
Действительно ли Глостер представлял для них угрозу? Елизавета не могла принять такую мысль. Отец никогда не сомневался в его верности, и сама она не хотела думать о дяде плохо. Пусть он ненавидел родню матери, но никогда не проявлял враждебности к ней самой, и Елизавета молилась, чтобы он не видел в ней врага и впредь, так как не могла разделять нелюбовь к нему матери.
Задолго до восхода солнца королева уже поднялась и стала жаловаться, что не может спать. Разбуженная ею Елизавета обнаружила, что ей тоже не до сна, и пошла вслед за матерью в Иерусалимскую палату. Там она застала полнейший хаос – усталые слуги продолжали затаскивать в дом вещи королевы. Сундуками, ящиками, ларцами и тюками было заставлено все, а люди приходили и приходили, шатаясь под грузом тяжелых нош на плечах. Внизу разгружали вещи с повозок, крики работников эхом разносились по лестницам. Некоторые даже взялись пробивать дыру в стене, чтобы вносить поклажу; аббат с волнением наблюдал за этим.
Мать, казалось, ничего не замечала. Она с потерянным видом опустилась на тростниковую подстилку.
– Что это за вещи? – спросила Елизавета, дрожа в ночном халате.
– Это понадобится нам на время пребывания здесь, – ответила мать. – Я помню, как мало у нас было всего, когда мы жили здесь в прошлый раз, и решила взять с собой все, что только смогу, так как, боюсь, нам придется долго сидеть здесь.
– Надеюсь, что нет, – горячо возразила Елизавета, видя выражение страдания на лице аббата. Зря мать обременяла его своими мирскими заботами и забивала его дом своим скарбом, когда им угрожала мнимая опасность.
Посреди всей этой суматохи появился архиепископ Йоркский, он запыхался, поднимаясь по лестнице.
– Мадам, – сказал он, – я принес вам Большую печать Англии, чтобы вы хранили ее у себя от имени короля.
Королева уставилась на нее. Печать была важнейшим атрибутом королевской власти.
– Хоть кто-то на моей стороне, – промолвила она. – Но я теперь бесправна, и у меня нет никаких средств применять свою волю. На этот раз король Эдуард не придет спасти меня и моих детей. – Она снова залилась слезами.