— Мне кажется, ты забыла, Елизавета, что в своем завещании отец возложил на меня обязанность заниматься замужеством его дочерей?! Даже наши враги, которые называют вас незаконнорожденными, не смогут оспаривать это мое право, — сказала мать.
Елизавета понимала, что в этом королева была права. Но ее последняя идея казалась такой невыполнимой, что можно было радоваться только тому, что она поможет отвлечь королеву от ужасов реальной жизни. И все же Елизавета была рассержена и потрясена предложением матери.
— Значит, вы так мало любите Белую розу Йорков? — потребовала она ответа. Она гордо выпрямилась перед матерью, когда они, наконец, остались вдвоем.
Королева тоже встала и пристально посмотрела на нее.
— Я ненавижу Ричарда Глостера! — почти прошипела она, не разжимая тонких губ.
— И поэтому хочешь плести заговор с Ланкастерами? Красная или Белая роза — мне кажется, для вас, Вудвиллей, это все равно! — обвинила ее Елизавета Плантагенет, впервые в жизни оскорбив происхождение своей матери. Они были уже не королева и ее подданная, не мать и дочь, а две женщины, забывшие о приличиях. Елизавета никогда не стала бы так себя вести, если бы поцелуи Стеффорда не грели ее сердце. Она не только была в ужасе от перспективы союза с враждующей династией, — чувство
Стеффорда к ней сделало ненавистными все мысли о браке из политических соображений.
Перед такой самообороной живость королевы увяла, осталось лишь чувство сострадания к себе. Она откинулась в кресле и стала звать своих дам, громко жалуясь, что единственный человек, на которого она всегда могла положиться, страшно оскорбил ее. У Елизаветы сразу же пропала вся злость, и она начала ухаживать за матерью. — Теперь уже казалось, что это был просто разговор, и все волнения были напрасными. Ее мать всегда пыталась устраивать сцены, когда жизнь становилась пресной. И не стоило так уж волноваться, потому что, как бы мать ни желала устроить брак дочерей по своему вкусу, она ничего не могла предпринять, пока находятся в аббатстве.
«Возможно, я вообще никогда не выйду замуж», — подумала Елизавета. После всего происшедшего она чувствовала такую усталость…
Ты совсем не считаешься со мной! — рыдала мать, пока Елизавета нежно протирала ей лоб розовой водой. Сейчас нужно думать только о мальчиках, — ответила Елизавета ровным, спокойным голосом. Таким образом, она бессознательно глушила сильные всплески эмоций матери. — Как это предложение может помочь им?
Судя по тому, что мне рассказывал отец, Генрих Ланкастер не поможет Эдуарду вернуть корону. — Но они могут остаться в живых. Елизавета резко выпрямилась, в руках у нее был мокрый платок. Казалось, до нее только сейчас стало доходить значение этого странного, противоестественного предложения.
— Мы можем поставить это условием, — продолжала мать. Она мягко выставила аргумент, который предложил ей ранее доктор Льюис. — Ты предложишь ему свою драгоценную кровь Плантагенетов взамен обещания, что он будет с почтением относиться к твоему брату и держать его при своем дворе. Ты же можешь сделать это?
Прежде чем она ответила, в памяти Елизаветы пронеслось огромное количество мыслей и воспоминаний. Естественное стремление обезопасить семью тоска по отцу и прежним временам, звонкий смех Ричарда, твердый и нежный рот Томаса Стеффорда.
— Я сомневаюсь, что у Генриха Ричмонда есть хотя бы один шанс высадиться в Англии, — сказала она, наконец проявив свойственное ей чувство реальности. — Что касается обещаний, разве дядя Глостер не обещал нам, то же самое? Почему я должна продавать себя в надежде, что слово Ланкастеров окажется боле надежным, чем слово Йорков?
— Потому что твой дядя уже нарушил свое обещание! Он держит их не при дворе, а в тюрьме! — ответила мать, и Елизавета не могла ей возразить.
Когда пришли дамы, чтобы проводить вдову в ее комнату, Елизавета отошла в сторону.
— Я уже не верю ничьим обещаниям, — грустно заключила она.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Молодой Ричард Плантагенет стоял на коленях у окна в маленькой комнате королевских аппартаментов в Тауэре. Он тесно прижался носом в переплету окна, чтобы попытаться разглядеть что-то более интересное, чем каменная стена башни с другой стороны сада.
— Ты помнишь, как Дорсет показывал нам зверинец внизу, у рва, где они содержат этих диких зверей? — спросил он, не поворачивая головы.
Его брат Эдуард сидел у стола, стоящего на середине комнаты. Он что-то равнодушно промычал.
— В тот день, когда я покинул Вестминстер, Сесиль сказала, что, может быть, я снова увижу их, — продолжал разговор Ричард. — А Бесс крикнула мне вдогонку: «Не забудь о львах!»
Мне кажется, они сказали это, чтобы подбодрить тебя, — заметил Эдуард, машинально перелистывая книгу.
— Как ты считаешь, дядя Глостер не разрешит нам посмотреть зверей?
— Скорее всего, нет, если он держит нас взаперти в этих двух маленьких комнатах и даже не разрешает нам есть в зале!
— Может, нам стоит попросить Вилла Слотера, чтобы он отвел нас туда? — предложил Ричард, который все не мог успокоиться.