Елизавета Петровна

Принц Антон не на шутку встревожился, когда Мельников по приказанию Головкина изложил ему всё дело. Он принялся ахать и охать, разливаясь жалобами на супругу-правительницу, которая всех их погубит своим легкомыслием. Он сказал, что постоянно твердит ей о том, что царевна злоумышляет против Брауншвейгского дома; она же только отмахивается и уверяет, будто Елизавета Петровна занята исключительно интрижками с гвардейцами, причём эти интрижки отнюдь не политического, а исключительно амурного свойства.

– Но надо же что-нибудь делать! – с пафосом воскликнул принц в конце концов. – И если она не хочет сама заниматься вопросом безопасности императора, то этим должен заняться я.

Не успел принц окончить эту фразу, как дверь отворилась, и в кабинет мужа вошла правительница Анна Леопольдовна. Принц поспешил изложить ей то, что рассказал ему Мельников.

Поблагодарив капитана за преданность ласковым кивком головы, правительница задумчиво сказала:

– Да, в последнее время мне и самой кажется, что там затевается что-то скверное. Но ведь я бессильна… Какая польза предпринимать что-либо против царевны? Ведь за границей всё равно остаётся вечная угроза нашему спокойствию в виде молодого принца Голштинского, и если даже мы обезопасим себя от Елизаветы, то наши недруги не успокоятся и начнут интриговать за этого чертёнка… Нет, наоборот, нам надо как можно больше ласкать принцессу Елизавету, чтобы вернее опутать в сетях, когда придёт тому время![75]

– Но нельзя ограничиваться рассуждениями, когда надо действовать! – заметил принц Антон.

– А кто говорит вашему высочеству, что я ограничиваюсь только словами? – холодно возразила правительница. – Как принцесса, так и её друзья бессильны сделать что-либо без помощи иностранных держав. Ну а мы скоро лишим её возможности получить эту помощь. Шетарди заупрямился и хочет вручить верительные грамоты прямо императору; мы же отказали ему в этом, и ему остаётся только уехать. Нолькен получил от нас не один щелчок в нос, и я знаю из верных источников, что он уже просил о своём отозвании. А затем мы постараемся залучить к нам в гости принца Голштинского; если же это не удастся, то попросту похитим его и заставим формально отречься от всяких прав на российскую корону, а тогда уже и по отношению к царевне наши руки будут совершенно развязаны.

– Но в этом плане тот недостаток, что в нём слишком много «если», – упрямо твердил принц Антон. – Нолькена могут не отозвать или прислать вместо него интригана похуже. Шетарди может получить от своего правительства приказание пойти на уступки и ограничиться представлением аккредитивов не прямо императору, а правительству; похищение принца Голштинского может не удасться, да и наверное не удастся, так как его хорошо стерегут. Что же тогда?

Анна Леопольдовна вспыхнула; её лицо, и без того подурневшее от беременности, пошло красными пятнами. Обыкновенно принц Антон говорил глупости, и ей легко бывало отделываться насмешками от его попыток вмешаться в государственные дела. Теперь же он случайно говорил совершенно дельно, и Анна Леопольдовна отлично сознавала, что муж совершенно прав, так как его слова в совершенстве отражали её внутренние сомнения и опасения. Но именно это-то и раздражало её.

– Ваше высочество, – начала она, стараясь казаться совершенно спокойной, хотя высокий вибрирующий тон голоса свидетельствовал, насколько она была взволнована, – в силу своего положения я должна воздерживаться от лишних волнений, которые могут пагубно отразиться на ребёнке, а потому я отказываюсь вступать в пререкания с вами. Скажу только, что один дурак может предложить вопросов больше, чем в состоянии ответить десять мудрецов. До свидания! – и она вышла, с силой хлопнув дверью.

– Вот всегда она так! – сконфуженно и жалобно сказал принц. – Ей говоришь дело, а она только ругается. Ах, женщины, женщины!.. Какой-то древний мудрец говорил: «Моя жена – лучшая женщина в мире; вот потому-то я считаю себя вправе утверждать, что и лучшая женщина в мире ровно ничего не стоит». Я всецело могу присоединиться к нему… Но надо же что-нибудь предпринять! – перебил он сам себя. – Вот что: нам надо привлечь к совещанию одного человека. Это – большая умница и очень преданная душа, Кстати, он должен быть где-нибудь здесь.

Действительно, Семён Никанорович Кривой, которого имел в виду принц Антон, оказался во дворце. Его приход принёс как раз то, чего так опасался Мельников: было решено, что капитан сделает вид, будто склоняется к увещаниям Ханыкова, постарается проникнуть в заседания заговорщиков, вызнает досконально все их планы и намерения и будет по мере накопления сведений сообщать через Головкина принцу. Пока что никаких арестов производить не будут, чтобы не испугать пташек, которых потом накроют сразу всех. Кроме того, Мельников получил ещё одно специальное поручение от Кривого: ему поручалось между прочим разведать, где именно и под каким обличием скрывается некий дворянин Столбин, какова на самом деле роль переводчика Шмидта при шведском посольстве и не представляют ли оба одно и то же лицо?