Елизавета Петровна

– Стой-ка, ребята, – проговорил знакомый голос, – сначала надо посмотреть, тот ли это, кто нам нужен, а то как бы греха не вышло! Этот самый! – продолжал он, пригибаясь к самому лицу брошенного на землю, причём Столбин увидал перед собой наглое лицо Ваньки Каина. – Э, ангелы небесные! – вдруг вскрикнул негодяй, внимательно приглядываясь к глазам Столбина. – Да ведь это – старый знакомец, купец Алексеев! Ну, знатная нам пташка попалась!

Он пронзительно свистнул, и в ответ на это из-за угла прослышался такой же свист, после чего к группе подъехал крытый возок.

– Тащи, ребята, его благородие в возок! – скомандовал Ванька. – Да осторожнее, не расшибите, а то сразу многих персон ушибёте! Вы думаете, это – одно лицо? Как бы не так! Ушибёте Воронихина – так купец Алексеев заплачет, а господин Столбин слёзы утирать будет. Пожалуй, что и переводчик Шмидт закряхтит, кто ж его знает!

Столбина втащили в возок и положили поперёк. Рядом кое-как умостился Ванька, дверца захлопнулась, и возок быстрой рысцой тронулся в путь.

– Ну берегись теперь, ваше благородие! – не помня себя от радости, заговорил Ванька. – Теперь сразу за всё рассчитаемся! Отольются волку овечьи слёзки, уж погоди! Много мне из-за вашего благородия докуки вышло; сколько раз ты уже из моих рук вывёртывался, да теперь не увернёшься, шалишь, брат!

Через полчаса езды возок остановился, послышался скрип ворот, возок въехал во двор. Когда новый скрип ворот возвестил, что они опять закрыты, Столбина вынесли из возка, отнесли на руках в какой-то мрачный подвал и бросили там на пол. Затем, вынув изо рта арестованного тряпку, Ванька поспешно удалился, оставив Столбина связанным в душной, промозглой вонючей темноте.

Прошло некоторое время; Столбин даже не мог учесть, сколько именно, – так оглушило его это неожиданное нападение. Вдали послышался звук многих шагов, гулко отдававшихся под сводами, зазвенел замок отпираемой двери, скрипнули тяжёлые железные петли, и дверь открылась, впуская вместе с волной яркого света группу из нескольких человек. Когда Столбин открыл глаза, ослеплённые резким переходом от тьмы к свету, он увидел, что находится в застенке, о чём свидетельствовал ряд страшных орудий, вокруг которых уже хлопотали палачи. Перед ним с улыбочкой стоял Кривой. Вдали за столом, покрытым красным сукном, восседал с бесстрастным лицом князь Шаховской, Юпитер застенка, а рядом с ним писец чинил перья, готовясь записывать показания допрашиваемого.

– Вот не чаяли свидеться! – с добродушнейшим на свете видом заговорил Кривой. – Сколько лет не видались, а всё же Бог привёл. Эх, барин, барин! Говорил я тебе тогда, руби дерево по себе, не борись с сильным, почитай власть имущих! Не послушался ты меня – вот куда тебя суемудрие привело!

– Делай своё дело, палач, – презрительно ответил ему Столбин, – но не говори о том, чего не понимаешь!

– Обвиняемый совершенно прав, – скрипучим голосом вмешался Шаховской, – всякие излишние разговоры бесполезны, время дорого и терять его даром нечего. Подведите обвиняемого к столу!

Начался допрос. Столбин отвечал твёрдо и сжато на вопросы, касавшиеся его самого, но чуть только вопрос касался политики царевны Елизаветы, её приверженцев и отношений к послам иностранных держав, так он замыкался в упорном молчании.

Тогда приступили к пытке. Взвесили несчастного на дыбу, били плетьми, прижигали кожу, забивали деревянные гвозди под ногти, ломали кости колодками – ни звука, ни стона не вырывалось из плотно сжатых губ мученика; только его бесстрашные глаза слали безмолвные проклятия.

Но и взор этих глаз, возбуждённых решимостью и героизмом, стал меркнуть.

– Оленька! – простонал он.

Вдруг веки Столбина закрылись, голова безжизненно свисла набок.

– Довольно пока на сегодня! – приказал Шаховской. – Пошлите за лекарем, пусть приведёт в чувство и отходит – денька через два опять за него примемся, тогда небось заговорит!

Но напрасны были старания врача. Привести Столбина в чувство не удалось. Оленька вторично овдовела, ни разу не бывши замужем.

XVI ПОВОРОТНЫЙ ПУНКТ

Выждав дня три, Ванька Каин с ухмыляющейся физиономией отправился к Кривому.

– Что новенького скажешь? – спросил его Семён.

– Да вот за расчётом пришёл, Семён Никанорович.

– За каким таким расчётом?

– Разве забыли, что за поимку Столбина вы обещали мне двести червонцев?

– Нет, не забыл. Да ведь ты Столбина не поймал?

– Чего-с? – Ванька от неожиданности даже рот раскрыл. – Да ведь я вам его прямо в руки предоставил!

– Дурашка! – совсем ласково сказал Кривой. – Да разве ты Столбина ловил? Ты ловил и поймал Воронихина, как тебе было приказано, а о том, что этот Воронихин самый Столбин и есть, ты даже не знал. Так за что же я тебе платить буду? Уж не за то ли, что я, сидя на месте, больше знаю, чем ты, хотя там и вечно трёшься? Да ведь тебя давно прогнать с глаз нужно! Я тебя по доброте сердечной всё ещё держу, а ты дерзаешь денег требовать? Нехорошо, Ванька! И в твоём деле тоже надо совесть иметь! Ступай-ка подобру-поздорову, дурашка, да подумай о моих словах на досуге!