Елизавета Петровна

Иную роль в историографии сыграли знаменитые лекции В. О. Ключевского, три с половиной страницы которых посвящены личности императрицы Елизаветы, а на остальных 100 страницах из «послепетровского» четвертого тома Курса лекций о царствовании дочери Петра Великого заходит речь только тогда, когда автор рассуждает о судьбе петровских преобразований. Эти упомянутые три с половиной страницы, как показало время, стоят многих монографий о Елизавете. Лекции Ключевского - это подлинные шедевры научного ораторского искусства. Сказанное Ключевским о Елизавете исполнено порой поразительной меткости, восхищает яркой метафоричностью и глубиной. Сколь изящны такие блестящие определения Ключевского: «Елизавета жила и царствовала в золоченой нищете»; «Умная, добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня»; «Не спускавшая глаз с самой себя» (Ключевский, с.314-316). Хорошо видно, как гений Ключевского, прочитавшего-таки от доски до доски труд Соловьева, извлекает из его массы подлинные алмазы мысли и чувства и украшает ими свою лекцию. Но не будем забывать, что портрет Елизаветы, созданный Ключевским, все таки не «рентгеновский снимок» реальной исторической личности, а ее яркий ораторский портрет. Образы истории, созданные Ключевским, завораживают читателя, не позволяют ему думать иначе - так сильна магия слова Ключевского, хотя в его оценках есть и предвзятость, и погоня за красивостью, внешней формой. И до сих пор, с легкой руки Ключевского, не всегда углублявшегося в источниковедение документов послепетровской эпохи, многие читающие люди убеждены, например, что императрица Елизавета Петровна полагала, будто из Европы в Англию можно проехать сухим путем. (Впрочем, написав эту фразу, я - современник открытия тоннеля под Ла-Маншем - подумал, что спустя несколько столетий после нас иной читатель Ключевского уже не поймет, в чем же заключается юмор лектора, хотевшего таким образом подчеркнуть круглое невежество императрицы.)

Лекции Ключевского были подлинной отдушиной для читателя советского времени, который мог вдруг заинтересоваться ближайшими преемниками Петра Великого. Советская же историография попросту игнорировала Елизавету. Из многочисленных книг о Ломоносове следовало лишь, что императрица в основном путалась в ногах у великого ученого-гуманиста России. Царствование дочери Петра попало в какой-то странный историографический период. Оно числилось в «истории СССР второй четверти XVIII века». В «Очерках истории СССР» (см. Очерки истории) вторая четверть кончалась не в 1750 году, как бы следовало ей, согласно хронологии, а в 1761 году, когда Елизавета умерла. Зато время Екатерины Великой (1762-1796) попало в следующий том «Очерков» о России второй половины XVIII века, которая начиналась с 1762 года! В этих памятных для многих историков темно-вишневых томах шла речь в основном о тяжелом социальном положении разных групп населения, о классовой борьбе, о промышленности и торговле - вещах важных, но не основных для познания исторической личности.

Автор этой книги не в первый раз приступает к теме. Более десяти лет назад он пытался написать биографию Елизаветы Петровны, но в одном страшном для рядового академического автора учреждении под названием «РИСО» ему, несмышленому, объяснили, что тема эта неприлична для занятий советского историка, что имя Елизаветы Петровны не может стоять на обложке советской книги. На наивный вопрос, какие же имена русской истории могут стоять там, было отвечено удивительным образом: «Иван Грозный, Борис Годунов и Петр Первый (причем последний - никак не «Великий»!)». Почему так, мне тогда не объяснили, но я думаю, что эти имена оказались допущены на обложку, потому что числились в советском историко-идеологическом пантеоне, где пребывали во славе Александр Невский и Дмитрий Донской, Козьма Минин и Дмитрий Пожарский, Александр Суворов и Михаил Кутузов, но не было десятков других достойных русских деятелей. Ивана Грозного и Петра Первого, с одобрения Сталина, ввели в пантеон Эйзенштейн и Алексей Толстой, а Борис Годунов затесался в эту «патриотическую команду» случайно, благодаря драме Пушкина, афиши с крупным названием которой частенько висели у входов в советские театры. И уж куда было моей скромной Елизавете Петровне, если на порог пантеона не допустили даже Екатерину Великую, не говоря уже об Александре II!

Короче, с большим трудом, только в 1986 году, благодаря авторитету, несокрушимой воле и бескорыстной доброте Николая Ивановича Павленко, книгу о царствовании Елизаветы все-таки удалось «пробить» под маловыразительным названием «Россия в середине XVIII века. Борьба за наследие Петра» (без «Великого», но и без порядкового номера!).