Елизавета Петровна

Фридрих, сосредоточив на своем левом фланге 23 тысячи солдат против 17 тысяч у Фермера (при том, что русская армия имела общее численное превосходство), отдал приказ наступать авангарду генерала Мантейфеля (8 батальонов) на правый фланг русских. По-видимому, это и видел с холма пастор Теге. Мантейфеля в этом наступлении должен был поддержать генерал Каниц, 20 батальонов которого, без интервалов, побатальонно, уступами, должны были ударить по русскому флангу и смять его. Но при движении Каница следом за авангардом его батальоны натолкнулись на горящую деревню Цорндорф и отклонились вправо от авангарда. Атаки охватывающим русский правый фланг уступом не получилось - возник разрыв в прусском фронте. Увидев это, Фермор, получивший, благодаря отставанию Каница, превосходство на своем правом фланге, ударил по Мантейфелю. Русская пехота успешно атаковала пруссаков и потеснила их авангард и даже некоторые из подошедших батальонов Каница.

Но Фермор недооценил противника. На левом фланге Фридриха скрытно сосредоточилась вся кавалерия под командой генерала Зейдлица. Он терпеливо ждал своего часа, отмахиваясь от указов короля выступать. В очередной раз король прислал адъютанта со словами, что Зейдлиц отвечает головой за сражение, на что генерал ответил, что после сражения его голова в распоряжении короля, но сейчас он хотел бы применить ее наилучшим образом на пользу службы. И когда русские пехотинцы, преследуя Мантейфеля, обнажили свой фланг, Зейдлиц силами 46 эскадронов нанес сокрушительный удар по русским войскам…

Читатель может представить себе эту картину, если он познакомится с Зейдлицем и его кавалерией. Фридрих Вильгельм барон фон Зейдлиц был настоящей легендой прусской армии. Великолепный наездник, отчаянный рубака, он слыл фанатиком службы. Ничего, кроме армии, для него не существовало. До старости он служил солдатам образцом для подражания. Чего только стоит его молодечество - промчаться на коне сквозь быстро вращающиеся крылья ветряной мельницы или выстрелить из пистолета на скаку по торчащей в земле курительной трубке, раз за разом отбивая у нее по небольшому кусочку.

Вот как описывает биограф его методу подготовки кавалериста. Прибывших в полк новобранцев сразу же сажали на невыезженных лошадей и, погоняя арапниками, отдавали на произвол судьбы. Если седок ломал себе шею или получал травму, о нем забывали. Того же, кто выдерживал это родео, ожидало обучение по правилам. «Из этого в скором времени оказывалось следствием, что весь полк, в особенности лейб-эскадрон, состоял из отличнейших, отважных ездоков. Каждый рядовой, умея ценить себя, имел наружность и осанку офицерскую». Щегольству, бодрой воинственной осанке придавалось особое значение. Как известно, офицеры ходили в лосинах. Было модно носить их обтянутыми так, как ныне одевают свое трико танцовщики балета. Лосины намачивали, с трудом влезали в них, а затем слуги кавалерийского модника подвешивали его за лосины к потолку. Так, в течение нескольких часов он, под действием силы тяжести, сползал в свои штаны, достигая тем самым нужной красоты облегания.

Потери личного состава при методах Зейдлица были велики, но он с этим не считался - по его мнению, шею ломали только неумехи, которым все равно сломает шею противник, но с ущербом для Пруссии. Он любил рассказывать, как его учил первый командир, некий маркграф Фридрих-Вильгельм. Они выезжали в поле в коляске, потом кучер и форейтор слезали, бросали поводья и стегали лошадей. Четверка лошадей мчалась во весь опор, коляска ломалась или опрокидывалась. Этой-то минуты и ждали стоявшие на ступеньках отважный маркграф и его юный адъютант - они были обязаны спасаться «отважным скачком, в чем и заключалась слава».

Прошедшего испытание и не сломавшего шею новобранца учили вначале всем строевым приемам пехотинца, прививали черты настоящего воина. Зейдлиц писал: «Повторяю напоминание, чтоб господа офицеры приложили возможное старание к искоренению из солдата крестьянских приемов, внушая в него как можно более честолюбия и напоминая ему, что рейтар может быть совершенным солдатом только тогда, когда вне строя и в отсутствие офицеров он будет иметь вид благопристойного, порядочного человека». Владение конем, стрельба из седла, как и умение зарядить оружие на полном скаку, - все это доводилось до автоматизма, и в итоге «весь полк, рядовые и офицеры, ездили однообразно, с одинаковою правильностью, быстро, ловко, с величайшей смелостию и отважностию. Одиночные всадники, равно как и целые эскадроны, должны были всегда сохранять совершенную власть над собою, ежемгновенно и во время самого пылкого движения повиноваться каждому мановению начальника, ежемгновенно уметь то дать полную свободу лошади, то обуздать ее пылкость».