Елизавета Петровна

И вот теперь, в 1730-е годы, все эти новоявленные графы и особенно графские дети стали льнуть ко двору цесаревны - своей единственной родственницы в «верхах». Елизавета приблизила к себе Анну Карловну - свою молодую тетку, покровительствовала и другим своим родственникам, считая себя главой всей большой крестьянско-графской семьи. «Надеюсь, что вы не забыли, что я большая у вас», - писала Елизавета вдове своего дяди графа Федора Скавронского, когда та попыталась распорядиться вотчинами мужа по своему усмотрению (ОВ, 2, с.215). Одним из родственников она помогала советом, другим посылала деньги, двоюродного брата пристроила в Сухопутный Кадетский корпус, потом хлопотала о повышении его в чине - без протекции получить новый чин было, как всегда в России, трудно (АВ, 1, с.35-42).

Впрочем, несмотря на пристальное внимание агентов Тайной канцелярии, в занятиях этой молодежи никакого политического криминала не было - окружение Елизаветы вполне беззаботно проводило время, и заводилой во всех их затеях выступала сама цесаревна. Лучше ее никто не мог ездить верхом, танцевать, петь, даже писать стихи и сочинять песни. До нашего времени дошло несколько песен, написанных - или, как тогда говорили, напетых - Елизаветой. И все эти песни были грустными. В одной из них, уже упомянутой выше, пелось о печальной красавице-нимфе, сидящей на берегу ручья:

Тише же ныне, тише протекайте, чисты струйки, по песку
И следов с моих глаз вы не смывайте, смойте лишь мою тоску.

О чем, казалось бы, грустить и тосковать цесаревне, окруженной всеобщим восхищением и ласками? Можно было уехать в загородное имение Царское Село, скакать по полям, охотиться с собаками или соколами, устраивать прогулки на воде или маскарады - да мало ли найдет себе занятий молодежь, когда есть досуг и фантазия! Можно было заняться и хозяйством: по письмам Елизаветы видно, что она, несмотря на огромные траты, была рачительной и даже прижимистой хозяйкой имения - это вообще оставалось ее свойством на всю жизнь - разорять казну немыслимыми тратами и одновременно экономить по мелочам. «Степан Петрович, - пишет она своему городскому приказчику, - прикажите объявить, где надлежит для продажи яблок, а именно в Царском и в Пулковском, кто пожелает купить, понеже у нас уже был купец и давал за оба огорода пятьдесят рублев, и мы оному отказали затем, что дешево дает, того ради прикажите, чтобы в нынешнее время, покамест мы здесь, чтобы продать, а то уже и ничего не видя валятся». В общем, заняться Елизавете было чем, тем более что с 1731 года у цесаревны начался роман с красавцем Алексеем Разумовским.

Но, нет! грустно было красавице Елизавете. Как повествует одно из дел Тайной канцелярии, стоял как-то солдат гвардии Поспелов на часах во дворце цесаревны и слышал, как госпожа вышла на крыльцо и затянула песню: «Ох, житье мое, житье бедное!». В казарме Поспелов рассказал об этом своему другу солдату Ершову, а тот, не подумав, и брякнул: «Баба бабье и поет!» Это было весьма грубовато, но совершенно точно. Благополучие девицы в тогдашнем обществе было непрочным, а будущее - тревожным. Елизавета понимала, что, даже если она будет жить тише воды, ниже травы, все равно - уже фактом своего существования она представляет опасность для государыни. О том, что цесаревна Елизавета Петровна имеет шансы на престол, иностранные дипломаты писали из Петербурга постоянно, особенно учитывая сложившуюся в России династическую обстановку, которую нельзя было не назвать весьма оригинальной. Как мы помним, пришедшая к власти в 1730 году Анна Ивановна уже в следующем году подписала указ о том, что престол отойдет к принцу, который родится от будущего брака тогда еще 13-летней племянницы, дочери царевны Екатерины Ивановны, принцессы Анны Леопольдовны и неизвестного еще ее мужа. Брак состоялся в 1739 году, ребенок родился в 1740 году, но и после этого сбросить цесаревну с династического счета было невозможно.