Елизавета Петровна. Дочь Петра Великого

Помещичий класс, незадолго перед тем зародившийся, и очень разнородный по своему составу, – в первых рядах его стояли фавориты и искатели приключений, – в России менее чем в какой-либо иной стране способен был разрешить удовлетворительно задачу, никогда в мире не находившую разрешения согласного с вечными требованиями справедливости и человечности. Как потомственные, так и новоиспеченные дворяне испытывали на себе влияние другого движения, которое, параллельно с расширением и усилением крепостного права, вызывало в царствование Елизаветы общее смягчение нравов. Согласно очень верному замечанию одного историка, Панин, великий государственный деятель при Екатерине II, не был бы близок к апоплексическому удару во время чтения дела Волынского – министра, казненного при Анне Иоанновне – если бы между смертью этой императрицы и восшествием на престол вдовы Петра III не царствовала Елизавета. Ее царствование было сравнительно мягкое и милостивое. Оно благоприятствовало развитию литературы и искусств, более близким сношениям с западными государствами, путешествиям за границу, поступлению молодых людей в германские, французские и итальянские университеты. Оно было мирным в течение довольно долгого времени, а война, ознаменовавшая его, не походила на войны Анны Иоанновны и Петра Великого, происходившие главным образом на родной территории или в малоцивилизованных странах.

Пребывание армии Апраксина и Салтыкова на немецкой территории, соприкосновение с войсками Фридриха, продолжительное братание с армией Марии-Терезии, квартирование в течение нескольких лет в восточной Пруссии и в Кенигсберге, городе университетском и цивилизованном, не могли не отразиться на тысячах людей, входивших в ее состав. Просветительное влияние проникло через ряды войск и в ядро населения. Но крепостное право, в то же время укрепившееся и развившееся, не могло не противодействовать этому прогрессу и не подтачивать его среди общества, самые просвещенные представители которого не признавали возможность существования на иных основаниях. Несколько лет спустя, при чтении знаменитого наказа, составленного Екатериной II для ее законодательной комиссии, Сумароков, увидев в нем намек на освобождение крестьян, с негодованием воскликнул: «А кто же будет нам служить?»

Но, с другой стороны, просветительное и человечное в некоторых отношениях царствование Елизаветы имело и развращающее влияние. Подруга Разумовского гордилась некоторой строгостью в вопросах нравственности. Она учредила в Петербурге «строгую комиссию» для преследования внебрачных связей, в 1745 году именным указом повелела конфисковать имения вдовы Носовой «за беспутную жизнь», а в 1750 году озадачила Фридриха крутыми мерами, принятыми ею относительно некоей Дрезденши. Но истории этой деятельности и является именно показателем состояния общества, глубоко зараженного примерами безнравственности, исходившими, увы! из того же источника, что и репрессии. Дрезденша была немка, родом из Дрездена; наняв богатый дом в Петербурге, на Вознесенской, она устраивала усердно посещаемые «вечерницы», место веселья и любовных свиданий, где холостые мужчины в поисках платных удовольствий встречались с легкомысленными женами и с соблазненными молодыми девушками. Немка эта была выслана; высшие должностные лица, серьезные профессора, признанные виновными в разврате, были принуждены путем брака восстановить доброе имя своих жертв; оскорбленные мужья получили удовлетворение, более громкое, чем они, может быть, желали, а крепость, Синод, канцелярия полицмейстера, даже Зимний дворец, приютили в своих стенах сотни «непотребных женщин»; участь их должна была решить другая комиссия под председательством кабинет-министра Давыдова. Но Фридрих пошутил над этим событием довольно удачно, и общество, как в России, так и в Европе, осталось под впечатлением, что в Зимнем и Аничковом дворцах происходило более возмутительное непотребство, нежели у «Дрезденши».[355]

С этой точки зрения жизнь придворная и жизнь провинциальная не походили одна на другую, и разногласие между защитниками и хулителями русского общества времен Елизаветы происходит отчасти вследствие различия наблюдаемых слоев. Хулители[356] сосредоточили главным образом внимание на столице, а защитники, по-видимому, недостаточно глубоко изучили мир понятий и обычаев, развившихся в среде крепостного права. Молодые девушки, добродетель которых охраняла Елизавета, не были крепостными. В 1754 году государыне доложили о случае с помещиком, изнасиловавшим с помощью своих слуг крестьянку. Указ приговорил сообщников преступления к кнуту, а главного виновника к браку. Но по зрелом размышлении наказание показалось слишком строгим по отношению к главному виновнику. Дух времени осуждал суровость этого наказания, и новым указом, данным лишь неделю спустя, приговор был отменен. Слуги были высечены, но помещик отделался штрафом в 2000 рублей в пользу бедной крепостной.[357]