Южнее, в необозримых степях, окаймлявших нижнее течение Днепра, царствование Елизаветы подготовило гибель запорожцев. После уничтожения Сечи в 1709 г., вызванного сообщничеством запорожцев с Мазепой, они попытались в следующем году основать кош на месте слияния Каменки с Днепром. Будучи отброшены на восток, они стали под покровительство хана и продолжали на низовьях Днепра в урочище Алешки традиции казачины. Это были последние представители типа запорожских казаков. Но новое их положение, ставившее их в зависимость от их естественного врага, было плачевно. Они тяготели к России и к ее царю. В 1728 г. Апостол заявил, что запорожцы желают вернуться к своей прежней Сечи и принять русский протекторат. Это благоприятное настроение испортилось благодаря недомыслию Петра II. Апостолу приказано было с оружием в руках отбросить людей, изъявлявших преданность России. Анна Иоанновна оказалась мудрее. Возводя по ее приказу в степях целую линию фортов, тянувшихся от Днепра до верховьев Дона, генерал Вейсбах вместе с тем завязал сношение с кошем. В 1733 г., с соизволения императрицы, кошевой атаман Милошевич основал новый кош на русской земле, на правом берегу Днепра, на полуострове, образованном маленькой, но глубокой рекой Подпильной. С разрешения киевского архиепископа там была построена и церковь. То был последний казацкий кош. В 1734 г. атаманы отправились в Белую Церковь, где присягнули императрице и получили от нее грамоту и обещанье платить им жалованье. Окружающая область была организована по-казацки, разделена на курени, подчиненные двум товчам, управляемым
Эти казаки сражались под русскими знаменами в Турецкую войну, и Белградский трактат (1739 г.) утвердил переход Сечи в русское подданство. Дополнительным договором все земли запорожцев перешли во владение России, за исключением небольших владений на берегу Буга. Отныне Запорожье и Сечь находились во власти России, которой было теперь нетрудно уничтожить последние остатки прежнего режима. Но правительство Елизаветы обнаружило в данном вопросе осторожность, терпение и мудрый либерализм, вызвавшие много обещавшее колонизаторское движение. В 1750 году, в бытность Михаила Бестужева посланником в Вене, сербские офицеры предложили свои услуги для сформирования гусарских и пандурских полков, взамен уступки им земель в днепровских степях. В Петербурге предложение это не было отвергнуто, и в следующем году в Киеве появился полковник Хорват с 218-ю товарищами из обоих полков. Ему дали чин генерала и обширные земли на северо-западе от Запорожья. Эта колония, занявшая пространство от реки Кагальник до соединения Омельника с Днепром, в нынешней Херсонской губернии, получила название Новой Сербии. В 1753 г. начали строить в ней форт Св. Елизаветы, ныне Елизаветград, на верховьях Ингула. Но запорожцы смотрели подозрительно на эту постройку. Порта тоже обеспокоилась ею, и работы пришлось остановить. Но дело это было лишь отложено. Уж раскинуты были сети, которые вместе с Запорожьем должны были постепенно захватить и Крым.
В мае 1753 г. два других серба, Шевич и Прерадович, получили угодья в северо-восточной части Запорожья, между северным Донцом и реками Бахмутом и Ланганьей. Этим было положено начало Славо-Сербии. Пустые пространства между обеими колониями постепенно заселились болгарскими, молдаванскими и валахскими переселенцами, составившими пестрое население, яркими красками описанное Кулишем в его романе «Михайло Чернышенко». В 1755 г. оно состояло из 2800 степных жителей; из них 1300 носили оружие. Очевидно, среди них не мог царить полный порядок. Возникали постоянные столкновения между этими буйными, беспокойными и свободолюбивыми народностями и правительством, вынужденным, в силу их же строптивого нрава, прибегать к деспотическим мерам. В 1759 г. на просьбу дать указ, который утверждал бы переселенцев в их правах, комендант форта Св. Елизаветы Муравьев ответил: «Указ – это я». Однако до самой смерти Елизаветы как Малороссия, так и Запорожье сохранили автономное и демократическое устройство.
Что же касается других казаков, рассеянных по юго-восточной границе России, азовских, астраханских и волжских, то за отсутствием столь крепких уз, связывавших их с прежними традициями вольности, какие были у запорожцев, их поглощение огромной империей и их распределение в объединенных рамках ее организации не возбуждали таких же вопросов и затруднений.