Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других

Цели у Версаля и Петербурга были диаметрально противоположные, с той и другой стороны не обошлось без коварства. Людовика интересовала прежде всего Польша, он старался обеспечить шляхетской республике независимость^{801}. Его второй заботой было уберечь Порту. Елизавета же стремилась выиграть время, чтобы урегулировать проблемы на турецкой границе, а единственной целью союза с Францией была расправа над Фридрихом, которого она ненавидела всем сердцем. Зато царица совершенно не собиралась портить свои хорошие отношения с Англией. Во все продолжение конфликта дочь Петра затягивала ответ на все задаваемые ей вопросы, а когда Людовик слишком настойчиво ее торопил, ссылалась то на «воспаление глаз», то на боль в руке^{802}.

Версальский договор Елизавета подписала 22 января 1757 года. Около 80 000 русских и столько же австрийцев выступят против Фридриха; 5000 французов примут участие в военных действиях в Центральной Европе. Двадцать линейных кораблей и сорок русских галер готовятся атаковать на севере. Австрия обязуется выплачивать миллион рублей ежегодно вплоть до окончания войны — истинная находка для казны русской державы. 21 марта к альянсу присоединилась Швеция. Вступление России в этот франко-австрийский союз означало конец правления Бестужева, более пятнадцати лет хранившего верность Англии. Тем не менее связь между Лондоном и Петербургом не прервалась: Георг II сохранил свои торговые привилегии на востоке, но потерял потенциального союзника в своей распре с Францией.

Создание Конференции при Высочайшем дворе (или просто Конференции) — военного совета при императрице, этой коллективной инстанции под непосредственным монаршим главенством, лишило государственного канцлера былых полномочий; совет осуществлял теперь верховное руководство, координировал отношения между коллегиями и Сенатом, представлял вторую власть страны. Первой задачей Конференции стало упразднение финансовой зависимости от Англии и возобновление с Францией многообещающих культурных, торговых и дипломатических контактов. Сближение с Версалем предвещало глубокую переориентацию русской политики на севере. Ожидался передел территорий в ущерб Пруссии, в конечном счете — первый шаг к ее возвращению в прежние границы на востоке. Карту Европы вычерчивали заново: Мария Терезия забирала обратно Глац и Силезию, Елизавета в угоду Польше меняла Курляндию и Семигалию на Восточную Пруссию. По крайней мере таковы были намерения, хотя позже, в победной эйфории, их так и не осуществили.

Однако же австро-русская интервенция запаздывала. Вена располагала не более чем 67 000 человек и была не в состоянии напасть на Фридриха. Для Марии Терезии было немыслимо начать войну прежде, чем в дело вступит Франция. Неприятель вторгнется на территорию Пруссии не раньше весны 1757 года. Елизавету эти проволочки раздражали, но она уступала доводам Вены; ее войска, сосредоточившись на западной границе империи, ждали удобного момента, чтобы открыть против Фридриха второй фронт. Когда же наконец Австрия приступила к мобилизации своих войск, Россия, в свою очередь, впала в ступор. Начиная с осени 1756 года здоровье Елизаветы несколько раз угрожающе пошатнулось. В церквах молились за нее, злые языки шептали, что императрицу покушались отравить и в этом заговоре замешаны самые уважаемые персоны^{803}. Пора было всерьез подумать о преемнике. Коль скоро Петр оставался непреклонным сторонником Пруссии, его восхождение на престол грозило разрушить все прежние альянсы. Поддавшись влиянию Бестужева, который с недавних пор стал ему беззаветно предан, молодой человек яростно противился заключению договора с Францией^{804}.

Апраксин, которому было поручено верховное командование армейскими операциями, из осторожности предпочел замереть и выждать — задержался в Петербурге. Отправиться на войну с Фридрихом II сейчас, когда императрица может умереть с минуты на минуту, — это бы смахивало на политическое самоубийство. Старый фельдмаршал, решаясь на немалый риск, отложил свой отъезд в Ригу, где ему полагалось принять обязанности главнокомандующего^{805}.

Эстергази, не скрывая гнева, горько сетовал на медлительность русских. Ведь австрийцы никак не могли без поддержки союзников выступить против Фридриха в Саксонии и Богемии. Вена и Петербург взаимно обвиняли друг друга в том, что вовремя не перевооружились. Курфюрст Саксонии Фридрих Август в свой черед взывал к России о помощи, поскольку молодцы прусского короля на его глазах опустошали страну. Казалось, присоединение России к Версальскому договору не состоится из-за «истерических припадков» Елизаветы^{806}. Бестужев удовлетворенно потирал руки: он еще надеялся избежать войны.