Елизавета Петровна. Императрица, не похожая на других

Елизавета ничего не стала предпринимать в свою защиту. Она удалилась в имение Измайлово, близ Москвы. Ее доверенный врач Лесток тщетно уламывал царевну немедленно отправиться в столицу, позвать на помощь гвардейцев, явиться в Сенат, показаться народу, чтобы всем продемонстрировать свои права. Может быть, она и впрямь, как утверждал британский посол Кейт, чувствовала себя слишком юной? Ей пока еще не хватало твердости для осуществления столь серьезного предприятия? Или, как предполагает генерал Манштейн в своих мемуарах, она предпочитала посвятить себя праздным наслаждениям? А может, считала, что последнюю волю Екатерины никто оспорить не сможет и все уладится само собой? Множество посланий, которые писали ей в те дни се сторонники, либо вообще до нее не дошли, либо дошли с большим запозданием^{103}.

А в Москве между тем собрался Верховный тайный совет, чтобы решить, кто будет новым государем. Дмитрий Голицын напомнил о потомках Ивана V, единокровного брата Петра Великого. Его дочь Екатерина Иоанповна была замужем за герцогом Мекленбург-Шверинским, но хотя эта пара жила врозь, существовала опасность, что, если его жена взойдет на трон, герцог может обосноваться в России и начать вмешиваться в государственные дела. Оставалась Анна Иоанновна. После скандала, спровоцированного Морицем Саксонским, она проявила сговорчивость. Ее считали доброй, покладистой. Ее новый любовник Эрнст Бирон, по-видимому, был так погружен в дела Курляндии, что, казалось, не захочет покинуть эту страну. Бояре желали посадить на трон личность незначительную, которой они смогут управлять исходя из собственных интересов. Диктатура Романовых была довольно жесткой, к тому же простолюдины и чужестранцы вроде Меншикова и Лефорта слишком сильно влияли на российскую политику. Единственным способом выхода из кризиса казалось ограничение монархической власти, оставляющее московской олигархии, консервативной и приверженной православным обычаям, широкое поле для маневра. Манштейн в своих мемуарах утверждает, что Верховный тайный совет хотел «учредить республиканскую систему», обуздав «верховную власть добрыми законами»^{104}. Дмитрий Голицын сформулировал принципы чего-то вроде «конституционной монархии», первой представительницей которой должна была стать Анна. Среди прочих образцов он при этом вдохновлялся шведской моделью, в которой главенствующая роль принадлежит парламенту — риксдагу^{105}. Итак, речь шла о том, что надобно увеличить политический фундамент России за счет элиты второго ряда: никогда еще ни одно законоположение не предусматривало столь широкого участия дворянства в государственных делах. Все члены совета подписали сей документ, кроме Остермана, который, по обыкновению, уклонился, сославшись на недомогание, — это был его секрет, как подольше продержаться у кормила имперской власти^{106}. Условия, ограничивающие власть монарха, на первых порах должны были держаться в секрете. Сводились они к следующему: императрица не принимает никаких решений без консультации совета, она не будет ни объявлять войну, ни заключать мир без его попечительства; она не сможет выносить приговор в отношении какого-либо дворянина и не должна конфисковать имущество обвиняемого, по крайней мере прежде, чем его вина будет доказана со всей непреложностью; и наконец, царица, уже достигшая тридцатисемилетнего возраста, лишается права вступить в брак и сама назначить себе преемника^{107}.