Неизвестный художник.
Портрет императрицы Елизаветы Петровны
В 1746 году Академия наук в число своих членов приобрела в тот век важнейшую европейскую знаменитость — Вольтера. Он сам через посредство Делиля заявил желание поступить в члены Академии и выпросил себе поручение писать историю Петра Великого. В те времена вообще в петербургской Академии оригинальных сочинений писалось мало, а больше переводилось на русский язык с иностранных языков. Так, с французского языка переводились фортификационные сочинения Вобана и сочинения других французских писателей по военной науке и по истории. От Академии последовала публикация, чтобы желающие переводили с разных языков книги и доставляли свои переводы в Академию. За это переводчик в вознаграждение своего труда получал сто экземпляров своего перевода, отпечатанного на иждивение Академии. По мысли асессора Академии Теплова положено было основать в Москве книгопродавческую палату, где надлежало продавать книги, ландкарты и газеты российские и немецкие.
Двое деятелей Академии занимали тогда видное место по своим талантам и по деятельности — Ломоносов и Миллер. Миллер заявил свою ученую деятельность еще при Анне Ивановне. Отправленный в сибирскую экспедицию, он пробыл в Сибири десять лет, привез оттуда громаду записанных им сведений по русской географии и истории, определен был при Академии наук историографом и обязался вместе с Фишером составить и издать сибирскую историю, а по окончании этой работы заняться составлением российской истории. Но как только он с Фишером представил свою сибирскую историю на рассмотрение академического собрания, так тотчас стал получать неприятные замечания. Ломоносов оскорбился за честь Ермака, о котором Миллер сообщил исторические сведения, что тот до своего похода в Сибирь разбойничал. Теплов придрался за родословные, называя их неверными и сочиненными. Шумахер находил, что прилагать к сибирской истории предисловие и печатать при ней жалованные грамоты вовсе не нужно. Академическая канцелярия упрекала Миллера за то, что в его историю внесено много ложных басен, чудес и церковных сказаний, недостойных доверия, хотя Миллер признавал все это нужным в качестве образчиков народного миросозерцания. Ему воспретили на будущее время прилагать выписки на старом языке, который стал уже неудобопонятен. Еще тяжелее обрушилась на него неприятность по поводу его латинской речи о происхождении Варягов-Руси, где он разделял мнение Байера о скандинавском происхождении этого народа и наших первых князей. Комиссар Крекшин первый стал распускать слух, что в речи Миллера есть унизительные для России выходки. Шумахер поручил членам Академии рассмотреть эту речь. Тредьяковский, прочитавши ее, объявил, что в сочинении Миллера не находит он ровно ничего предосудительного для чести России, но Ломоносов обратил на нее внимание не с ученой, а с псевдопатриотической точки зрения. Он ставил Миллеру в осуждение, что тот пропустил удобный случай похвалить славянский народ, не признает славянами скифов, очень поздно определяет прибытие славян в здешние места, что полагает расселение славян в России гораздо позже времен апостольских, тогда как церковь каждогодно вспоминает прибытие апостола Андрея в Новгород, где и крест был им поставлен, что такое мнение недалеко до критики и на орден св. Андрея Первозванного, что первых русских князей Миллер производит от безвестных скандинавов противно свидетельству Нестора-летописца, о котором он дозволил себе отозваться неуважительно, выразившись: «ошибся Нестор», что Миллер производит имя российского государства от чухонцев и дает предпочтение готическим басням перед повествованием преподобного Нестора и, наконец, приводимые им описания частых побед скандинавов над россиянами «досадительны». Канцелярия Академии по таким отзывам определила уничтожить диссертацию Миллера.