Елизавета Тюдор

Елизавета «соприкасалась» со своим народом не только через золотушных. Существовал еще один полуцерковный-полусветский обряд, которому она неизменно следовала, ибо он нес в себе еще более важный идейный смысл. На Пасхальной неделе, в Чистый четверг, множество простых людей, обделенных и страждущих, становились участниками удивительно трогательной церемонии. По примеру самого Христа, не погнушавшегося омыть ноги собственным ученикам, королева Англии в этот день совершала ритуальное омовение ног такому количеству бедных женщин, которое соответствовало числу ее лет. Существует прекрасная миниатюра работы Левины Тирлинг, изображающая елизаветинский Чистый четверг. Еще молодая королева, одетая в голубое платье — символический цвет Девы Марии, в сопровождении придворных дам в специальных фартуках и с полотенцами проходит вдоль двух рядов престарелых больных женщин, сирых и убогих вдовиц. Чисто и опрятно одетые по этому случаю, они чинно восседают на специальных скамьях. Елизавета опускалась перед каждой женщиной на колени на специальную подушечку, омывала ей ноги в серебряном тазу с ароматической водой и цветами, вытирала их полотенцем, целовала каждую ступню, а затем осеняла ее крестным знамением. (Справедливости ради надо заметить, что до королевы им уже трижды мыли ноги чиновники двора, ведавшие раздачей милостыни.) После этого каждая из бедных женщин получала кусок сукна на платье, пару туфель, еду, стакан вина и кошелек с медными монетами по числу ее лет, а придворные дамы отдавали им фартуки, что были на них надеты во время церемонии.

Когда в Риме во время пасхальных служб папа провозглашал анафему еретикам-протестантам, отступникам от истинной веры, Елизавета в Лондоне отвечала демонстрацией подлинного христианского смирения и благочестия, уподобляясь в глазах зрителей самому Христу. Итак, женщина выполняет мистические обряды подобно священнику и даже подражает самому Богу — не чрезмерная ли это гордыня, не богохульство ли? Нет, считали современники, если эта женщина — их благословенная девственная королева, их Элиза. Если же возникали сомнения, немедленно находились и те, кто мог на них ответить, как лорд Норт: «Она — наш земной бог, и если существует совершенство во плоти и крови, это, без сомнения, Ее Величество!»

Тысячеликая богиня

Ренессансная наука властвовать прочно включила в арсенал своих средств изобразительное искусство. Англичане в этой сфере были послушными и сообразительными учениками итальянцев и французов. Отец Елизаветы первым из английских монархов по-настоящему озаботился созданием собственных программных парадных портретов, служивших прославлению его могущества, и навсегда остался в памяти таким, каким его запечатлел Ганс Гольбейн. Потом с образцов, написанных кистью великого мастера, изображения короля копировали менее искусные английские живописцы, чтобы его «персона» появилась в замках и дворцах придворных, в университетских колледжах, на страницах печатных Библий, на королевских патентах и грамотах. Таким образом, все больше подданных могли лицезреть своего монарха в том облике, который казался ему наиболее выигрышным. Ни Эдуард, ни Мария не сумели существенно развить плодотворное начинание отца. Откровенно говоря, у обоих не хватило для этого ни внешних данных, ни воображения, ни артистических склонностей, но главным образом — времени. Именно Елизавета за время своего сорокапятилетнего царствования произвела настоящий переворот в английской «визуальной» пропаганде. Чутье женщины, любившей смотреться в зеркало и играть на публику, ее не подвело, подсказав, сколь многого можно добиться, размножив свои отражения и разослав их во все концы. А изображений этих были сотни и сотни. Едва ли кто-нибудь другой из государей того времени имел такую обширную галерею собственных портретов.

Ее пропагандистское искусство начиналось с довольно тяжеловесных попыток ранних лет: первым шагом в выработке официального имиджа стала новая государственная печать, которая привешивалась ко всем важным документам и, естественно, несла на себе изображение государыни. Елизавета повелела отлить себя сидящей на троне с королевскими регалиями — весьма традиционная композиция. На оборотной стороне она же гордо гарцевала на скакуне в окружении своих любимых символов — увенчанной короной розы и шиповника, а также «французских» лилий — намек на ее права на французский престол. Вместо девиза своей сестры Марии: «Истина — дочь времени», — явно указывавшего на восстановление католической веры в Англии, Елизавета избрала многозначительные и более отвечающие ее политической программе слова: «Pulchrum pro Patria pati» («Прекрасно страдать за Родину»). Но все же на своих ранних портретах, грамотах и патентах королева выглядела совсем юным существом в горностаевой мантии с державой и скипетром, едва ли способным внушить трепет или почтение.