Елизавета. Золотой век Англии

В следующую субботу он уже был в Уайтхолле и танцевал с королевой. Вскоре она приказала вернуться из Бретани сэру Джону Норрису. Опытный полководец, но человек без воображения, он упрекал Елизавету в том, что она совершенно забыла про его военную миссию в долине Блаве. Ее Величество сосредоточила все внимание на Руане, писал он Бёрли, а они оказались «забытой армией». При этом Норрис не потерпел ни одного поражения. Но все захваченные им небольшие города вскоре были отвоеваны Лигой обратно. С приходом зимы значительная часть его людей умерла прямо на дороге в грязи. Кто от холода, а кто от «неизвестной болезни», которая, скорее всего, была чумой или сильным гриппом[665].

Точно так же, как Елизавета не сумела должным образом отблагодарить храбрых моряков и солдат, победивших Непобедимую армаду, бросила она на произвол судьбы и войско Норриса, и оставшихся в Нормандии солдат Эссекса. Не дав приказа об их возвращении на родину, она не оставила им ничего другого, кроме как возвращаться самостоятельно или же вовсе оставаться там, на случай, если они вновь понадобятся для другой военной кампании. Так и не выплатив солдатам полагающегося им жалованья, королева бросила их на чужбине нищими. Лишь через полгода она начала предпринимать первые шаги по их возвращению домой. А до этого ее волновал герцог Пармский, который вновь вошел в Пикардию во главе новой испанской армии. Опасения вызывало его приближение к Омалю на восточной границе Нормандии: это с высокой вероятностью означало, что его конечная цель — Руан.

Намереваясь одержать легкую победу, Генрих выехал навстречу неприятелю во главе 7-тысячного войска из отборных кавалеристов, но неудачно выбрал позицию и во время переправы через мост был ранен в область паха. Уже через десять дней он мог ездить верхом, однако этого промедления герцогу Пармскому оказалось достаточно. Испанская армия добралась до Руана, и 10 апреля город был освобожден. Войскам Бирона была устроена засада. Все надежды Елизаветы на взятие Руана рухнули[666].

Генрих несколько раз пытался ввязать герцога Пармского в открытый бой, но безуспешно. Позже во время осады Кодбека, укрепленного города на Сене, пулевое ранение получил сам герцог Пармский. Пуля вошла в правую руку между локтем и запястьем. Испанское войско редело, рана герцога начала гноиться, и ему пришлось проявить весь свой талант, чтобы, отступая, терять как можно меньше людей. Армия Генриха постоянно следовала по пятам. В начале июня Алессандро Фарнезе достиг Нидерландов и оказался в безопасности, но через шесть месяцев умер от сердечной недостаточности[667].

Голландцы праздновали гибель герцога Пармского, запуская фейерверки и танцуя на улицах. Тем временем новый нидерландский предводитель Мориц Нассауский, заручившись поддержкой Фрэнсиса Вира, штурмовал Стенвейк. Теперь же они осаждали Гертрёйденберг в Северном Брабанте. На пути же у Генриха возникло еще одно препятствие. После отзыва из Нормандии английских войск под командованием Норриса французская армия потерпела там тяжелое поражение. Вновь возникла угроза того, что Испания вот-вот захватит всю провинцию. На просьбу вернуть войска Норриса Генрих не дождался от Елизаветы прямого ответа[668]. Лишь получив данные разведки о том, что Филипп II рассчитывает сделать Бретань владением своей дочери инфанты Изабеллы, она отправила Норриса обратно для партизанских нападений на испанские войска в районе Блаве. Солдатам наперед выплатили жалованье и предоставили все необходимое для выполнения военной миссии.

30 июня после трудных переговоров Елизавета заключила новое соглашение с королем Франции. Она обязалась прислать еще 4000 солдат, артиллерию и большое количество боеприпасов в обмен на обязательство Генриха взять на себя все расходы (примерно 3200 фунтов в неделю)[669].

Затем — как в настоящей греческой трагедии — беды следовали одна за другой. Испанские войска захватили Эперне на левом берегу Марны, закрепившись на стратегически важном рубеже. Отчаявшись вернуть город, Генрих IV поздно вечером решил выехать на разведку вдоль противоположного берега реки. Несмотря на то что приказа такого не было, Бирон последовал за ним. Пушечный залп из осажденного города навсегда лишил короля Франции одного из его лучших маршалов. Это был «тяжелейший удар из тех, что мне приходилось переживать», — писал Генрих Елизавете[670].

Весь следующий год отношения между ними были омрачены взаимным недоверием. Елизавета казалась Генриху вздорной, скупой и малодушной, она же боялась, что он никогда не выплатит свои долги. Уже тогда она подозревала, что, отвоевав себе страну и победив Лигу, он сдержит обещание, данное умирающему Генриху III, и отступится от кальвинизма.