Елизавета. Золотой век Англии

При других условиях столкновение двух титанов Тайного совета могло бы кончиться плачевно, но только что раскрытый заговор против королевы заставил их забыть обо всем остальном. Лестеру пришлось отбросить гордость и смириться с тем, что королева не возместит ему денег, которые он потратил в Нидерландах из собственного кармана, что было для него весьма серьезным унижением, — подумать только, когда-то граф считал себя достойным ее руки. В преддверии рождественских торжеств двор готовился к переезду из Ричмонда в Гринвич, а Бёрли, Лестер и Уолсингем оказались перед лицом тяжелейшего испытания с момента коронации Елизаветы. На счастье или на беду, пришло время объединить усилия перед лицом врага.

3 «Дивный новый мир» [199]

Нидерландский кризис должен был стать главной темой очередного заседания Тайного совета. И именно тогда, в октябре 1584 года, на сцену ступил удалой тридцатилетний сэр Уолтер Рэли. Статный белокожий брюнет с яркими вьющимися волосами, он был образцом мужественности: самоуверенный, честолюбивый, удалой фехтовальщик, красивый до головокружения, всегда изящно одетый, начитанный и небесталанный даже в поэзии. Первый европеец, который мог похвастаться слугой-африканцем. Личность Рэли была поистине масштабна, и вскоре он стал рассматриваться как соперник графа Лестера[200]. Филипп Испанский поначалу не имел представления об этой новой фигуре при дворе Елизаветы. Предупрежденный о том, что у королевы появился очередной фаворит, он приписал на полях письма: «Понятия не имею, кто этот человек». Лучше бы Филиппу этого не знать никогда[201].

Померанский дворянин Лупольд фон Ведель, которого Елизавета пригласила в 1584 году на Рождество в Гринвичский дворец, отмечал, что королева постоянно общалась с Рэли — даже в присутствии графа Лестера. В парике с вьющимися золотыми локонами, скрывающими лысеющую голову, и черном бархатном платье, пышно украшенном серебром и жемчугом, которое она носила в показной скорби по Вильгельму Оранскому, Елизавета присела отдохнуть после танцев. Рэли же стоял рядом и, наклонившись к ее уху, что-то рассказывал. Королева была всецело им очарована. Ведель был поражен, наблюдая за тем, как Елизавета игриво тыкала пальцем в лицо Рэли, указывая на грязное пятнышко и предлагая его стереть. «Ходили слухи, — писал фон Ведель, — что на данный момент сего господина королева предпочитает всем остальным. Увиденное мною позволяет утверждать это без всякого сомнения»[202].

Лестеру уже приходилось мериться силами с соперником, но в тот раз победителем вышел он. Так, в 1560-е годы внимание королевы все чаще привлекал сэр Кристофер Хэттон. Она осыпала его подарками, а в 1572 году сделала камергером внутренних покоев. Почти такой же высокий и красивый, как Рэли, Хэттон был законченным подхалимом (когда королева обратила на него внимание, ему было едва за тридцать). Этот приторный льстец в качестве отличительного знака украшал свою шляпу пером. Однажды он, вроде бы без тени лицемерия, назвал себя «вечным рабом» Елизаветы. «Ни смерть, ни муки ада, ни страх смерти не заставят меня повторить мою ошибку и отлучиться от Вас хотя бы на один день, — взахлеб божился он в 1573 году. — Страсть сильнее меня. Я не в силах писать. Любите меня, ибо я люблю Вас»[203].

Справедливости ради стоит заметить, что Хэттон — в отличие от Дадли — не был замечен в связях с другими женщинами и никогда не женился. В знак привязанности Елизавета назвала его «глазок». Он же называл себя ее «рабом» и «овцой». Так когда он слег от болезни, то писал Елизавете (вновь в 1573 году): «Барашек Ваш почернел, и теперь из-за этой болезни Вы вряд ли признаете во мне своего верного слугу».

В 1577 году Хэттон стал членом Тайного совета и целиком переключился с дел обольстительных на дела государственные. По многим важным вопросам он работал рука об руку с Дадли, и в конце концов они стали хорошими друзьями. Согласившись принять звание генерал-губернатора Нидерландов и тем самым вызвав гнев Елизаветы, граф Лестер обращался за помощью к Хэттону даже чаще, чем к Бёрли. Хэттон, заручившись поддержкой Уолсингема, проверял и подправлял письма Лестера, прежде чем зачитывать их королеве[204].

Рэли же никогда не мечтал о месте при дворе. Неисправимый авантюрист, человек «легкого и переменчивого нрава», он слыл атеистом[205], поскольку, по слухам, отрицал бессмертие души[206]. Его девизом были два слова Amore et Virtute («Любовь и добродетель»), и многие считали, что в первом он преуспел больше, чем во втором. О его любовных приключениях ходили легенды: так, по слухам, где-то в Ирландии у него была незаконнорожденная дочь, а одну из влюбленных в него служанок Елизаветы он удовлетворил прямо в саду, прижав к стволу дерева. Рэли любил широкие жесты, однако популярная история о том, как он впервые обратил на себя внимание королевы, бросив ей под ноги свой плащ, чтобы она смогла перейти через лужу, с большей долей вероятности является апокрифом.