Елизаветинская Англия. Гид путешественника во времени

Сам Вильям Гекет все еще лежит в постели в приходе Святой Марии Сомерсетской. Для современного мессии он довольно необычная фигура. У него прекрасная память: он помнит наизусть целые проповеди и повторяет их в тавернах, сопровождая забавными шутками. Он женился ради приданого, промотал его и бросил жену. Он известен всем как волокита, но еще более знаменит своим неуправляемым и жестоким нравом. Это подтвердит любой, кто видел его на службе мистера Гильберта Гесси. Когда школьный учитель оскорбил мистера Гесси, Гекет встретился с ним в таверне и притворился, что хочет сгладить противоречия. Притупив бдительность учителя, он по-дружески обнял его за плечи, а затем внезапно схватил, швырнул на пол, напрыгнул сверху и откусил учителю нос. Когда Гекет взял этот кусок плоти в руку, пораженные зеваки взмолились, чтобы он отдал его истекающему кровью учителю – тот, возможно, успеет отнести нос к хирургу, и его пришьют обратно. Гекет лишь рассмеялся, после чего разжевал и проглотил нос.

Лежа в постели, Гекет отлично знает, чем занимаются мистер Коппингер и мистер Артингтон: он сам рано утром выдал им указания. Они верят, что он – возрожденный Христос, потому что он обладает даром пылкого убеждения. Вместе они уже шесть месяцев готовят заговор по уничтожению епископов и свержению королевы. Они говорили с сотнями людей и раздали тысячи памфлетов. Впрочем, Гекет не знает, что вокруг его пророчествующих «ангелов» собралась немалая толпа. Кому-то просто любопытно, кто-то смеется над их заявлениями, некоторые хотят пойти с ними. Большинство хочет увидеться с Гекетом лично. Толпа вскоре становится настолько огромной, что мистер Артингтон и мистер Коппингер попадают в ловушку. Им удается скрыться в близлежащей таверне «Русалка» и выбраться через черный ход, после чего они возвращаются в приход Святой Марии Сомерсетской к своему мессии-лежебоке.

Новости быстро распространяются по городу. К полудню городская стража прочесывает дом за домом. К часу дня власти уже нашли и арестовали всех троих. Через две недели двое из них мертвы. Гекета судят за государственную измену, признают виновным и приговаривают к смертной казни. 28 июля его везут на телеге на виселицу, вешают (он все это время выкрикивает оскорбления в адрес палача), затем снимают с нее, отрубают голову и четвертуют в традиционной манере: тело режут на четыре части, каждая из них – с одной конечностью. Мистер Коппингер умирает в тюрьме; власти сообщают, что он заморил себя голодом. Мистер Артингтон обращается за помощью к влиятельным друзьям из Тайного совета и спасается; в наказание его заставляют публично отречься от всего, что он заявлял ранее[1].

Этот эпизод необычен и одновременно характерен для елизаветинской Англии. Случись подобное на два столетия раньше, от Гекета и поддерживающих его дворян народ бы просто разбегался – люди не были привычны к такому богохульству. Двумя столетиями позже Гекета бы подвергли публичному осмеянию, а карикатуристы оттачивали бы на нем свое мастерство. Но вот елизаветинская Англия – другая. Она не то чтобы совсем не уверена в себе, но эту уверенность очень легко поколебать. Серьезность, с которой власти отнеслись к заговору, и безжалостная эффективность, с которой его подавили, очень характерны для того времени. Не каждый день человека публично объявляют восставшим Христом, и уж совсем невероятно, что уважаемые всеми дворяне считают, что мессия – жестокий, неотесанный, неграмотный волокита; но для жителей елизаветинской Англии и радикальные религиозные взгляды, и боязнь свержения монарха – вполне обычное дело. За последние несколько десятилетий столько всего изменилось, что люди уже просто не знают, чему верить и что думать. Они привыкли жить в условиях вялотекущего кризиса, который в любой момент может «полыхнуть», и многие жизни окажутся под угрозой.

Такой образ елизаветинской Англии может удивить некоторых читателей. В XXI веке мы привыкли к значительно более позитивным оценкам «острова власти» Елизаветы. Саму королеву мы называем Глорианой. Мы вспоминаем о победе над испанской Непобедимой армадой и о кругосветном путешествии сэра Фрэнсиса Дрейка на «Золотой лани». Мы вспоминаем писателей Фрэнсиса Бэкона и сэра Уолтера Рэли, поэтов Эдмунда Спенсера и сэра Филипа Сиднея, драматургов Кристофера Марло и Вильяма Шекспира. В самом деле: неужели общество, создавшее такие шедевры архитектуры, как Хардвикхолл, Бёрли-хаус, Лонглит и Уоллатон-холл, можно именовать иначе, как триумфальным? Разве маленькое королевство, посылающее моряков в бой на берега Центральной Америки, можно обвинить в неуверенности в себе?