Читаем Елка в подарок полностью

Елка в подарок

Схватив ее под руку, чтобы самому удержаться на ногах, я веду незаконную вдову в кабинет, где еще вчера вешал Анжу на уши его национальное блюдо.

Мой милый Равиоли был большой знаток по части стриптиза. Раздевать людей - это призвание. Вспоминаю о трупах в Маньи. Раздеть человека до скелета - не правда ли, особое искусство?

Закрывая дверь, констатирую: коллеги явно недовольны моим поведением. Ну и начхать - мне так удобнее!

- Возьмите стул, мадам...

Она вытирает слезы с миловидного лица бывшей шлюхи.

О, как она мечтала, эта бывшая стриптизерша, о тихой жизни в провинции! Звезда притонов уже видела себя в церковно-приходском хоре в компании старых мартышек, вечно перемывающих кости (в переносном смысле) своим соседям. Остаток жизни она бы вязала носки для сирот-эскимосов или нательное трико для космонавтов. Чем не покойная старость?

- Это ужасно! Анж! Бедный Анж!

Мне хочется ее успокоить: такой пройдоха, да еще с ангельским именем, запросто задрючит мозги охранникам в чистилище и раздобудет себе абонемент в рай. Но я ничего не говорю - у меня нет сил!

- Вас наверняка уже допрашивали, мадемуазель, - произношу я с трудом, массируя виски. Различные горячительные напитки смешались и теперь как молотом колотят в голове. - Но мы все равно начнем сначала. Я вчера виделся с вашим... э-э... мужем. Он вам говорил об этом?

Она открывает рот, но из него не вылетает ни звука. Есть, конечно, вероятность, что мои уши забастовали. Это не исключено.

- Как это ни бесчеловечно с моей стороны, но вынужден вам напомнить, что Равиоли больше нет. Его убили. И с вами может случиться примерно то же, если вы будете слишком молчаливы... Нам, как вы, наверное, догадываетесь, необходимо установить личность убийцы. По вашим страданиям я вижу (слово "страдания" провоцирует новый поток слез и шмыганье носом), что вы любили своего... гм... партнера. Вы же хотите, чтобы его убийца получил по заслугам, не правда ли?

- Да! - вскрикивает несостоявшаяся мадам Равиоли сквозь душераздирающие рыдания. - Конечно!

Ее искренность хватает меня за душу.

- Ну вот и хорошо. Значит, я повторяю вопрос: говорил ли вам Анж о моем визите?

- Да.

- Что именно он вам сказал?

- Он мне показался сильно обеспокоенным. Сказал, что один легавый... Прошу прощения...

Я небрежно отмахиваюсь:

- Не обращайте внимания... Мне уже приходилось где-то слышать это слово.

- Анж сказал, что приходил легавый и расспрашивал его по поводу некоего Келлера..

- И что дальше?

- Анжа, видимо, это встревожило.

- Почему?

- Не знаю. Похоже, немец исчез - во всяком случае, я так поняла, - а следы привели полицию в "Раминагробис"...

- Вы знали Келлера?

- Я его видела несколько раз...

- Ваш муж поддерживал с ним отношения?

- Не то чтобы... Они виделись, болтали! Во всяком случае, когда Келлер приезжал в Париж, он проводил вечера здесь...

- Келлер бывал у вас в доме?

- Нет!

Она категорична.

- Никогда?

- Никогда-никогда!

- Вам не приходилось ездить с ним... ну, скажем, за город?

- Да нет, с чего это?! Он был всего лишь клиент, не друг... Клиент, которого Анж знал немного больше, чем других, вот и все!

- Ладно... Значит, вчера, после того как я ушел, Анж вам сказал о моем приходе и показался озадаченным... А потом?

Она поводит круглыми плечами хорошо откормленной самки.

- Пошел к себе в кабинет.

- А вы где находились в этот момент?

- За кассой. Я слежу за обслуживанием.

Значит, деньги проходят через ее руки. В этом была ее маленькая хитрость. В течение скольких-то лет мадемуазель промышляла на панели, отлавливая несчастных, которым весна ударяла по органам малого таза, а теперь сидит за кассой и без лишней суеты собирает банкноты клиентов из рук запыхавшихся официантов. Свою долю она преспокойненько откладывает в нейлоновые чулки. Парадоксально, но это и есть суть прогресса!

- Продолжайте...

- Примерно через полчаса Анж опять подошел ко мне и спросил, сколько у меня в кассе наличности. Я ответила: "Двести тридцать тысяч". Тогда он приказал мне положить в пакет двести кусков. Я попыталась узнать зачем, но он сказал, чтобы я не лезла не в свое дело. Он был такой мрачный...

Я иду к двери.

- Матиас!

- Слушаю, патрон?

Вот, он уже не называет меня господином комиссаром. Я вдруг чувствую себя намного лучше. Надеюсь, это хорошее предзнаменование для моего пошатнувшегося здоровья.

- У убитого были при себе деньги?

- Да, патрон...

- Сколько?

- Тысяч десять, кажется!

Несчастная вдова выпучивает заплаканные глаза и ревет, как сто плакальщиц на арабских похоронах:

- Его обокрали! Он никогда не ходил с пустыми карманами!

Матиас кривит физиономию: для него и десять тысяч - деньги приличные.

- А сколько он обычно носил с собой?

- Не менее ста кусков.

- Значит, его обчистили на триста тысяч?

- Не меньше!

Жестом я отсылаю Матиаса.