- Просили передать ей кое-что знакомые, я буквально на минутку, Ольга Васильевна!
- Да…Да… Конечно… Эля?
Она поворачивается ко мне, как и все в аудитории, впрочем. И я чувствую, что краснота моя становится бордовой, наливаются щеки настолько спелым румянцем. Что тронь – обожжешься!
Понимаю, что упираться козой-дерезой и орать: «Не пойду я никуда, он плохой, я его не знаю, спасити-памагити!», по крайней мере, глупо.
Встаю.
Татка не сводит с меня изучающего взгляда.
Но ничего не говорит.
Остальные просто, открыв рты,пялятся.
И чего, спрашивается, смотреть?
Ну мало ли, что мне знакомые просили передать? Что сразу так-то?
Иду, не глядя на веселого Ромку, выхожу в предусмотрительно открытую дверь.
Которую за моей спиной тут же захлопывают.
Коридор пустой.
Если не считать двоих зверят.
И дрожащей меня.
От злости дрожащей, естественно!
- Что вы устраиваете? – я гневно шиплю и пытаюсь держать в поле зрения обоих наглецов. Это не особо удается. Потому что один сзади. А второй спереди.
И я посередине!
Черт!
Почему так горячо?
Димка, стоящий неподалеку, вальяжно отрывается от стены, и делает шаг ко мне. Я сразу же, синхронно, шагаю назад.
Упираюсь спиной в Ромку, тот с готовностью облапливает сразу везде, целует в шею, не обращая внимания на мое гневное шипение и попытки вырваться. Не особо успешные, естественно.
- Ты ушла утром. А мы договаривались. Ты неправильно поступила, Котен, - качает головой Дима, приступая еще ближе и придерживая меня за подбородок.
Учитывая, что Ромка продолжает свое разрушительное для моего спокойствия действие, нагло нацеловывая шею и уже опять стягивая с плеч проклятое платье, которое я сожгу сегодня, точно-точно, мне вообще тяжко стоять. Ноги дрожат, руки вцепились в мощные предплечья Ромки, и сказать ничего не получатся. И послать не получается. Потому что со мной никто не разговаривает больше. Димка наклоняется и целует. Глубоко, тоже очень нагло, совершенно не отставая от брата в проявлении инициативы.
И я дрожу в их руках, как картонка на ветру, цепляюсь чуть ли не ногтями… И отвечаю. И прижимаюсь. Сама! И плевать в данный момент, как это выглядит со стороны, и что мой имидж скромницы и самой незаметной студентки факультета сильно пострадает, если меня застукают обжимающейся сразу с двумя не самыми правильными парнями института…
Они заражают меня своим безумием, эти отчаянные парни!
И я не могу, просто не могу им противостоять!
16. Молодец, Элли. Мо-ло-дец.
- Котен, номер свой давай. И сколько пар у тебя сегодня?
Это первые слова после нашего поцелуя, который очень сильно напоминает прелюдию к жесткому сексу.
И как это я еще стою?
А, понятно, как.
Меня Рома по-прежнему держит за талию. И ладони его здоровенные очень даже круто лежат на животе, ненавязчиво так скользят по телу, подбираясь к груди, а брат его следит за этим пристально и пьяно, и у меня от одного его взгляда в глазах все темнеет и в животе все сжимается. Ох… Разбудили вы зверя, зверята…
- Не надо меня забирать, вы с ума сошли? - а это я в красках представила картину того, как меня братья забирают после института. И охренела. И в себя даже пришла. Немного. – Что обо мне подумают!
- Эй, Котен, ты нас стесняешься, что ли? – Ладони Ромы замирают как раз на груди. Потом медлят и все же ныряют в вырез проклятого платья. Охххх…
- Я не хочу, чтоб обо мне слухи ходили! Я здесь учусь вообще-то! И собираюсь учиться еще!
- Ну так в чем проблема? – пальцы находят соски сквозь тонкий лифчик пощипывают. Ох-ох…
- Не стройте из себя идиотов! – я злюсь, дергаюсь, пытаясь выпутаться из их лап.
Ромка не пускает, опять начинает целовать. Ему все эти игрушки на грани , похоже, очень нравятся, заводят. В любой момент может открыться дверь аудитории, может выйти преподавательница, да и в коридоре кто угодно появится… А ему от этого кайф.
А вот Дима серьезнее.
Он смотрит на меня внимательно. Кивает.
- Не хочешь, чтоб знали?
- Нет!
- Хорошо. – Он кивает. Все так же не улыбаясь. – Понимаю. Но ты же понимаешь, что ты - наша? Да?
Руки на груди замирают. А затем сковывают, словно запеленывают, туго-туго, прижимают к твердой груди.
Губы на шее. Опять. Рома хрипит тихо между поцелуями:
- Наша. Наша ты, Котен…
А я все вспоминаю тех мальчиков, не особенно уверенных и пытающихся прыгать вокруг меня, в Анапе, после нашей первой случайной ночи, моего долга, взятого ими в полном объеме. И сравниваю их с этими мужчинами. Не парнями, мужчинами. Уверенными и даже жесткими.
Они не спрашивают. Они ставят в известность.
И это пугает. И заводит.
И злит.
Потому что я никогда не была чьей-то. Всегда только своей. Собственной. И такая уверенность, такое желание присвоить напрягает.
Но в то же время я прекрасно понимаю, что сейчас не время и не место с ними скандалить. Отстаивать свою собственность. К тому же, учитывая что они творили со мной сегодня всю ночь, это очень спорный вопрос. Чья я собственность.
Поэтому только выдыхаю.
- Давайте потом поговорим. Я сегодня до пяти здесь буду. А потом в общагу пойду. Отдохну.
- С нами отдохнешь, - постановляет Дима.
- С вами я не отдохну!