Создание государства Селевкидов было задачей чрезвычайно трудной. Александр пытался проводить политику слияния всего населения громадного царства в один народ. Но эта задача оказалась неразрешимой. Во-первых, частные, личные, династические цели, которые ставили себе Селевкиды, диктовали им политику ориентации прежде всего на македонян и греков, в которых они могли найти опору. В надписи из Илиона отмечается, что Антиох I хорошо устроил свое царство не только благодаря своей доблести, но и διά την τωμ φίλων και των δυνάμεων ευνοιαν — благодаря расположению друзей и войска; а благо государства заключается в благе «царя, его сестры — царицы, друзей и войска» (OGIS, 219). Источником власти Селевкидов с их точки зрения является завоевание. Селевк, по словам Диодора (XXI, 1, 5), считает справедливым, что завоеватель является владыкой приобретенного силой оружия (κυρίους ύπάρχειν των δορίκτητων). Такого рода политика неизбежно должна была ставить греко-македонцев в привилегированное положение и не могла способствовать сближению между народами.
Те же личные и династические интересы побуждали Селевкидов не только вступать в союзные и дружеские отношения с соседними восточными властителями, заключать династические браки, но и сохранять в силе существовавшие внутри государства полунезависимые, управляющиеся по своим старинным установлениям храмовые территории, племенные союзы, возглавляемые своими вождями (например, набатейские племена с их филархами), царьков в финикийских городах, иерократию в Иудее.
Хотя греческие города были свободны только в принципе, формально, но они сохраняли автономию во внутренних делах, а в борьбе с соперниками Селевкидам приходилось, чтобы задобрить города, иногда расширять границы их автономии. Таким образом, Селевкиды сами отчасти содействовали сохранению раздробленности своего царства.
Во-вторых, и это главное, масса народа не была заинтересована в новом политическом объединении, от которого все выгоды извлекали только богатые слои городского населения.
Поэтому свободолюбивые народы стремились освободиться от ига Селевкидов. Не только Бактрия и Парфия, но и маленькая Иудея в самом центре Селевкидского царства сумела добиться независимости.
Конечно, при всех этих трудностях и препятствиях политическое единство было создано, но оно не было органическим, цельным. Экономические интересы, во имя которых оно создавалось, не были достаточно сильны, рост производительных сил недостаточно успешен, чтобы его упрочить. В надписи 48 г. до н. э. (Эфес) выносится декрет от имени πόλεις αι εν τηι Άσίαι και οί [δημοι] και τά εθνη (Syll.3
760). Селевк II «написал… царям, династам, полисам и Ιθνη» (OGIS 229); здесь формулируется чисто механическое объединение разнородных политических образований.Это, конечно, не значит, что царство Селевкидов вовсе не было централизованным государством. Мы очень мало осведомлены о государственном аппарате Селевкидов. Но нет сомнения в том, что такой аппарат существовал и действовал. Плутарх приводит анекдот (An seni sit gerenda res publica, XI) о Селевке, будто он не раз говорил: «Если бы большинство знало, как много труда нужно хотя бы только на то, чтобы писать и читать столько писем, диадемы валялись бы на земле и их не подняли бы». Действительно, по тем данным, какие можно извлечь из надписей, видно, что правительство Селевкидов вело обширную переписку, составляя указы и распоряжения по самым разнообразным делам, назначая судей и арбитров по мелким тяжбам городов, организуя колонии, вступая в дипломатическую переписку с другими государствами и поддерживая постоянную связь с собственными городами, с городами Греции, с храмами и общегреческими святынями.
В отличие от греческих полисов, имевших свои πάτριος πολιτεία и πολιτικοί νομοι, разработанные и зафиксированные на письме законы, царство Селевкидов не имело разработанной конституции. Действовали нормы, унаследованные по традиции от Македонии, от Персии и устанавливаемые от случая к случаю волей царя, опирающегося на «друзей» и войско. Отдавая свою жену Стратонику своему сыну Антиоху, Селевк обратился по этому поводу к войску и сказал, по словам Аппиана (Syr. 61): «Этим я не ввожу у вас никаких персидских обычаев или обычаев других народов, но скорее я устанавливаю следующий общий для всех закон: всегда справедливо то, что постановлено царем». В этом анекдоте выражено иное понятие о власти царя, чем то, какое существовало в Македонии. Войско не является источником власти, каким оно еще оставалось в некоторой степени при Александре; это вполне понятно, так как войско перестало пополняться из Македонии, и новая монархия, хотя и сохранившая культурные традиции и ставшая знаменосцем эллинства на Востоке, была совершенно новым явлением, а не простым продолжением македонской монархии.