Эллис

Александра Хоменок Эллис

Часть первая.

Эллис и Рождество.

В городке под названием Зеленоград, что на востоке от Чернограда, на западе от Серограда, на юге от Краснограда и на севере от Белограда, жила прелестная каркулья Эллис. На первый взгляд Эллис была самой обычной каркульей: с мордочкой летучей мыши, вороньими крыльями, короткими мохнатыми лапками и добрым сердцем. Но это лишь на первый взгляд. На самом деле Эллис была особенной: одним глазом она могла видеть будущее. Да-да, будущее всех-всех вокруг, кроме своего.

Чтобы Эллис не растратила впустую бесценный дар, бабушка Глория научила её держать этот глаз закрытым до нужного момента и велела ни в коем случае не смотреть на своё отражение. «Иначе, – пригрозила она, – может случиться непоправимое!» Что именно, Эллис не уточнила и проверять не решалась. Именно поэтому она не знала, как точно выглядит. Эллис была уверена, что у неё два крыла, четыре лапы, хвост, глаза, рот и уши. Иногда она воображала себя то чайкой, то пеликаном, то совой. Это зависело от её настроения и погоды.

Всё детство Эллис вместе с бабушкой прожила в зелёном доме на центральной улице Зеленограда. К слову, все дома в Зеленограде были сплошь зелёными, а имена всех горожан начинались непременно с буквы «г». Всех-всех, кроме Эллис.

Каркулёнком Эллис обожала днями напролёт сидеть у окна и наблюдать за прохожими. Она прищуривала левый глаз, широко открывала правый и следила за удивительными превращениями, которые происходили с проходившими мимо зеленоградцами. Она видела их повзрослевшими и даже старыми, с поседевшими крыльями и в париках, одинокими или облепленными каркулятами.

После смерти бабушки Глории Эллис переехала к северу от Зеленограда. Она поселилась под мостом, в доме из жёлтой парусины, который крепился к земле четырьмя дубовыми колышками. Одну из четырёх стен дома занимала дверь с верёвочным затвором, три другие – окна. Два окна были круглыми, одно – квадратным. Из круглых окон открывался прекрасный вид на Зеленоград, простиравшийся на холме, а также на молодую кипарисовую рощу, тянувшуюся до самого горизонта. В квадратном виднелся серебристый серпантин реки.

Зеленоградский год длился четыре месяца. В конце каждого месяца горожане отмечали праздник, и в городок наведывался один из его посланников: зимой – Рождество, весной – Ландыш, летом – Колокол, осенью – Рябина. Рождество жители Зеленограда особенно любили. Это был высокий, под два метра ростом горный ёж. Из рукавов его голубого плаща сыпалась блестящая мишура, а в мохнатом воротнике-капюшоне чирикали синицы и копошились бурые мыши. Горожане встречали его наряженными ёлками, морковными и грушевыми пирогами и полными надежд карманами. Рождество раздавал каркулятам мишуру и конфеты, синицы заводили весёлую песню про белые снежинки, а мышата подхватывали знакомый мотив, распевая про белые сугробы.

Эллис тоже тщательно готовилась к приходу Рождества: накрывала стол красной узорной салфеткой, клеила на окна и развешивала под потолком бумажные снежинки, ставила свечи в высокие серебристые подсвечники и украшала подоконники ватой и ёлочными игрушками. Но главной гордостью Эллис был праздничный венок. Она мастерила его из всего, что попадалось под руку. В ход шли кусочки парусины, бусины, пуговицы, колокольчики, вязальные нитки, сушёные ягоды, цветная бумага и, конечно, еловые ветки, заранее перекрашенные в янтарно-жёлтый цвет.

Эллис подружилась с Рождеством ещё каркулёнком. Он заходил к ней без стука, задерживался дольше, чем у остальных зеленоградцев, и учил её играть в шашки. Ему нравилось наблюдать, как Эллис, жмуря то один, то другой глаз, сосредоточенно смотрит на клетчатый лист, служивший шашечной доской, как тянется к чёрной пуговице на A5, а потом резко переводит взгляд на В6 и резво смахивает с листа белую пуговицу Рождества.

– Дамка! Дамка! У меня дамка! – пружинила Эллис на коротеньких лапках.

Рождество хватался за голову, изображая удивление, а потом они вместе громко смеялись и гримасничали. Но затем непременно возвращались к игре. Рождество был очень разговорчивым и за две партии умудрялся рассказать Эллис обо всех происшествиях в Блэквиче и Рэдвиче, а ещё зацепить пару-тройку событий в Уайтвиче. Эллис слушала его вполуха, стараясь сосредоточиться на игре.

С тех пор шашки стали их праздничной традицией. За годы лист-шашечная доска истрепался и стал почти прозрачным. Проводив Рождество, Эллис аккуратно подводила карандашом стёртые линии, осторожно, почти не дыша, складывала лист между страницами толстой книги и ставила её на полку до следующего года.