Нельзя сказать, чтобы Клео была еще более бесцветна и оттого более несносна, чем обычно, но она страдала морской болезнью, и Элмер понял, что совершил ошибку, взяв ее с собой. На пароходе он с ней не поговорил и часу. Здесь можно было встретить так много интересных людей, так пополнить свой интеллектуальный багаж, общаясь с ними. Взять хотя бы того пассажира из Китая, у которого он набрался идей по крайней мере для десятка проповедей о миссионерской работе! Или профессора из Хиггинского пресвитерианского института, который объяснил ему, что ни один современный ученый не признает теории эволюции, или хорошенькую журналистку, которая так нуждалась в утешении…
Но если на пароходе Клео и могла бы еще пожаловаться на отсутствие внимания к ней, то теперь, оставшись наедине с нею в купе поезда Ливерпуль - Лондон, Элмер с лихвой наверстывал упущенное, старательно отмечая невыгодные особенности чужой страны.
- Ну и ну! Эти англичане и в самом деле отстали от жизни! Подумать только, вместо пульмановских вагонов, где видишь всех попутчиков и можешь завести знакомства, настроили каких-то клетушек. Лишний пример того, насколько в этой стране еще сильны сословные предрассудки… Что-то не очень мне нравятся эти города. С виду-то ничего: коттеджи, увитые диким виноградом, и все такое, но не чувствуешь, что город растет, развивается, шагает вперед, как у нас в Америке. Я тебе вот что скажу - кстати, думается, еще никто не высказал эту мысль, можно бы использовать ее в проповеди, - заграничное путешествие приносит наглядную пользу хотя бы в одном: начинаешь еще больше ценить, что ты американец!… А-а, вот, кажется, уже и Лондон! Гляди-ка, ну и копоть, а?… Хо-хо-хо… Так
В отеле Савой их чемоданы внес в номер слуга - проворный, улыбчивый юнец с пресловутым английским румянцем во всю щеку.
- Послушай, друг, - сказал преподобный доктор Гентри, - и много ты здесь зашибаешь?
- Простите, сэр, я что-то не совсем понимаю, сэр.
- Получаешь, говорю, сколько? Платят ничего?
- Ах, вот что! О, мне платят очень прилично, сэр! Чем еще могу быть полезен, сэр? Благодарю вас, сэр.
- Приветливый посыльный, нечего сказать, - пожаловался Элмер, когда мальчик вышел, - да к тому же и английский язык не понимает! Н-да, я, конечно, рад побывать в старой Англии, но если тут все такие дружелюбные, как
Они зашагали по Стрэнду.
- Ого! - значительно молвил Элмер. - Видела? У полисменов-то ремешки под подбородком! Хм… хм… Вот это, правда, совсем не как у нас!
- Да, очень интересно! - отозвалась Клео.
- Но сама улица - очень так себе. Столько слышал - можно подумать, что-то замечательное, а магазинишки… да у нас в Зените сколько хочешь улиц, где магазины куда лучше, - а уж про Нью-Йорк и говорить нечего. Никакого размаха у этих иностранцев! Просто радуешься, что ты американец!
Осмотрев магазин Свон и Эдгар, они пошли к Сент-Джеймскому дворцу.
- Так, - сказал Элмер с видом знатока. - Здание, безусловно, старинное. Интересно, что это такое? Наверное, замок какой-нибудь. - И, обращаясь к проходящему полисмену: - Простите, капитан, вы не скажете, что это за здание? Вот это, кирпичное?
- Сент-Джеймский дворец, сэр. Вы американец, наверное? Здесь живет принц Уэльский, сэр!
- Да ну?! Слышала, Клео? Да, сэр, это, во всяком случае, стоит запомнить!
Перед жиденькой аудиторией в часовне на Бромптон-роуд Элмера внезапно осенило.
С самого начала он задумал выдержать свою первую лондонскую проповедь в поэтическом духе. Он рассчитывал сказать о том, что первым склонит голову перед Богом - сильный человек, рыцарь в латах; сказать, что Любовь - это радуга на мрачном горизонте жизни, что это утренняя звезда, а также звезда вечерняя. Но в минуту гениального прозрения он сразу отбросил этот план. Нет! Им нужен американец - настоящий, отчаянный, с повадками первых поселенцев.
Таким он и предстал перед ними - от головы до пят. Он сказал.