Эльминстер в Миф Дранноре

Пожалуй, вернут, если смогут хотя бы почувствовать его. Но кто сказал, что они смогут то, чего не смогли заклинания эльфов Кормантора?

Возможно, его заметили бы, если бы он наткнулся на какое-нибудь развернутое заклинание или проник бы в палаты мага, пытающегося сотворить новое волшебство. А еще ему придется покинуть Симрустар…

Эл раздраженно кружился в воздухе, мучительно перебирая решения. Он ощущал досадное бессилие и мог только наблюдать, как она будет ранена или как на нее кто-нибудь нападет и убьет, быть может, прямо сейчас.

Конечно, если бы он восстановил свое тело, то отыскал бы потом Симрустар с помощью заклинания или, в конце концов, послал кого-нибудь, чтобы спасти ее. Например, Сиринши. Но вряд ли у него много шансов убедить дом Аугламира, что Эландор Ваэлвор бросил их драгоценную дочь и наследницу ползать по лесу, подобно обезумевшему животному. Спрашивается: откуда бы ему, ненавистному человеку, это знать?

Нет, он ничего не может сделать для Симрустар. Если она умирает здесь, то это еще не значит, что она невиновна в нынешнем своем положении. Нет, видят боги, задолго до того, как волшебница наткнулась на Эльминстера и решила использовать его, она не один раз заслужила такое наказание.

И все же Эл был почти так же виновен в ее нынешнем состоянии, как если бы лично разрушил ее рассудок и тело.

Принц бросился обратно в город в надежде, что сможет с кем-нибудь связаться. Он так спешил, что летел прямо на деревья, даже не задумываясь о том, проскакивать их или огибать, проносился по улицам через величественные здания Кормантора и даже сквозь сверкающие доспехи военачальника, как раз формировавшего из своих воинов патруль, который с его одобрения должен был покинуть город.

Спускались сумерки. Эл устремился мимо линии светящихся воздушных шаров, освещавших улицу, затем мимо второй, на которой он натолкнулся на какое-то собрание. Хотя один из шаров, кажется, все-таки закачался и вспыхнул чуть ярче, когда он проскакивал сквозь него, сам он ничего не почувствовал.

Он повернул к дворцу коронеля и на этот раз увидел слабый свет в верхней части красивой башни, которую он раньше не заметил. Последние отблески дня легли на парк; он помедлил возле окна, заглянул внутрь и увидел палату, в которой сидел в кресле и явно спал коронель. Сиринши прислонилась к подлокотнику его кресла, она что-то говорила шести сидевшим кольцом вокруг нее волшебницам Суда.

Если у него и была какая-то надежда получить помощь в Корманторе, то она находилась именно в этой комнате. Взволнованный Эльминстер помчался вдоль стены, отыскивая какую-нибудь лазейку, через которую он смог бы проникнуть во дворец.

Нашлось чуть заметно приоткрытое окно, но оно вело в кладовую, столь надежно отгороженную от остальных помещений дворца, что дальше ему пути не было. Совершенно расстроенный, он снова выскочил наружу; каждый впустую потерянный миг означал, что он не услышит большую часть беседы в той освещенной палате. Эл опять бросился вдоль стены и обнаружил одно из тех огромных окон, в которых «стекло» было вовсе не стеклом, а завесой из невидимого магического поля.

Он почувствовал легкое покалывание, когда метнулся через него, и чуть не повернул обратно, чтобы пройти через него снова в надежде, что это покалывание означает возвращение плоти, но нет. Пока нет. Сейчас ему нужно подслушать, о чем говорят на этом собрании.

Принц знал, в какую комнату ему нужно попасть, а чувство направления подкреплялось все тем же покалыванием, которое усиливалось, чем ближе он подбирался к нужному помещению, минуя одно охраняющее заклинание за другим. Конечно, Сиринши не хотела, чтобы кто-нибудь, кто бы он ни был, подслушал то, что обсуждалось в этом зале.

Однако дверь в палату была массивной и старой. За многие столетия использования она так поизносилась, что вокруг рамы образовалась изрядная щель. Эл метнулся к ней и проскочил через кольцо слушающих волшебниц прямо к хрупкой фигурке в центре.

Незаметно было, что Сиринши слышит или чувствует его, хотя он орал, звал ее по имени и даже размахивал внутри нее руками. Тогда он вздохнул, смирившись с этой своей тихой призрачностью, и устроился парить над вторым, свободным, подлокотником кресла коронеля. Эл стал серьезно прислушиваться. Кажется, он поспел – благодаря Мистре – к лучшей части беседы.