Эльмолин

Самой мучительной была мысль о шарманке. Как такое возможно, чтобы ее друг, художник Фридолин, изобразил на своем инструменте этого злобного гнома? Значит, он его знает. Это ясно. Больше того: он должен очень им дорожить, если сделал его постоянным спутником своей шарманки.

Сибилла встала. Она решила обо всем расспросить Фридолина.

Она надела свое крахмальное желтое платьице, попросила маму застегнуть сзади кнопки и побежала к Фридолину. Она, конечно, постаралась скрыть от мамы синяк, который образовался на руке после удара Эльморка. Синяк к утру почернел. Можно было даже подумать, что рука испачкана. Сибилла хорошенько ее помыла, но синяки, как известно, не смываются.

Фридолина в мастерской не было.

Сибилла нашла его на берегу реки. Там, где он обычно отдыхал, покидая город. Фридолин сидел на прибрежной траве, в тени старого ольшаника. В руке его сиял прозрачный фиолетовый глаз.

«Это я, Сибилла. Ку–ку», сказала она и уселась рядом с Фридолином в траву.

«Почему ты сегодня так странно приветствуешь меня, Сибилла? Раньше ты насвистывала свое «ку–ку» в глиняный свисток». Правая рука Фридолина легла ей на плечо, как большая тяжелая птица.

«Что с тобой, Сибилла?»

Плечо девочки задрожало под его рукой.

«Я тебя долго искала, Фридолин», сказала Сибилла вместо ответа.

«Может быть, ты хочешь снова послушать шарманку?»

«Нет!» закричала Сибилла так громко, что сама испугалась. Помолчав, она сказала: «Я не знаю, захочу ли я еще когда–нибудь услышать твою шарманку».

«Сибилла?»

Ей стало страшно. «Брось этот ужасный глаз! Брось его, Фридолин!» закричала она и с такой силой столкнула прозрачный шар с его руки, что тот шлепнулся в реку. И сразу громко разрыдалась, сотрясаясь всем телом.

Фридолин встал, взял ее за руку и строго сказал: «Почему ты плачешь, Сибилла? Сейчас же расскажи мне все, что ты знаешь!»

Напрасно Сибилла пыталась справиться со слезами. Она с ужасом глядела на своего старого доброго друга, который казался теперь не таким, как всегда. Она начала, запинаясь, рассказывать: «Он замахивался на меня дубиной… Он меня ударил, он хотел меня схватить…я чуть не умерла, так плохо было мне там, наверху…У него так сверкали глаза, Фридолин. И он выскочил из какой–то корявой скорлупы, как птица из яйца… Он смеялся и гонялся за мной».

Голос ей болше не подчинялся, и она снова расплакалась, как плачут дети, когда сознают свою полную беспомощность.

Фридолин побледнел.

«Рассказывай дальше», потребовал он.

Сибилла рассказала ему все. Как она научилась летать, как вдруг разучилась и почему. Как снова смогла взлететь после того, как Гауни и его родители довели ее до совершенного неистовства. Потом она рассказала о своем полете на голую вершину, усыпанную бурлящими пеньками. И о том, как она чуть не упала, пытаясь спасти свою птичку, и как ей стало при этом плохо.

«Ядовитые испарения», сказал Фридолин.

«А он?» спросила Сибилла упавшим голосом.

«Его звать Эльморк», тихо ответил Фридолин. «Он мой брат и товарищ с давних пор».

Сибилла растерянно смотрела на своего старого друга. «Твой брат…», пролепетала она, «как он может быть твоим братом, он же выглядит совсем по–другому…»

«Он не только выглядит другим, он другой. Он ненавидит, а я люблю. Он копается в грязи, а я пою. Он хочет смерти всему, а я — жизни. У него огромные зрячие глаза, я же слеп».

«И ты его любишь?»

«Я люблю его», сказал Фридолин, «несмотря ни на что. Мы с ним едины, и никто не в силах этого изменить».

«Расскажи мне о нем. Может быть, я тоже смогу его полюбить, раз он твой брат».

И слепой художник Фридолин начал свой рассказ. Он говорил о маленьких вулканах, о подземных силах, которые исторгли Эльморка из своего мира. И которые по сей день насыщают вулканическую грязь чудодейственными веществами и придают ей силу, о которой никто не знает.

Он рассказал Сибилле о том, как однажды, влекомый звуками, он парил и уносился все дальше, пока не оказался рядом с Эльморком.

Потом он описал Сибилле их жизнь. Он спел ей песню горного ветра, шумящего над старым лесом, рассказал и о птицах, погибающих в вулканах, и о том, как он давал им новую жизнь.

Он рассказал, как маленький злобный Эльморк бегает между своими вулканами, усердно поддерживая их кипение. Не забыл Фридолин и о тех приятных вечерах, когда они оба сидели возле избушки, и под звуки шарманки стихала злобность Эльморка, уступая место доброте.

«Сибилла!» воскликнул вдруг Фридолин. «Ты меня слышишь, Сибилла?»

Девочка не отвечала.

«Ты помнишь шарманку, Сибилла?» настойчиво спрашивал Фридолин. «Шарманку, которая поет точно так же, как твоя глиняная птичка?»

Взгляд Сибиллы медленно, будто издалека, возвращался к нему. Торопливо и хрипло прозвучали ее слова: «Она все еще кричит в той трубе, моя глиняная птичка, слышишь? А он ее ищет и не может найти. Он засунул туда руки по самые локти…»

«Что ты говоришь?» испуганно произнес Фридолин.

«Пусть она поет, Эльморк!» выкрикнула Сибилла, и голос ее прервался. «Пусть она поет! Пусть хоть что–то поет на этой проклятой голой горе!»

«Сибилла!»