Элнет

Вымолоченные снопы тут же на гумне складывают в скирды. Мякину корзинами таскают в сарай по широкому дощатому помосту, ведущему к сараю прямо из огорода. Тут же на гумне меркой-пудовкой работник отмерял зерно и насыпал в подставленные мешки, кому сколько велено: кому пуд, кому два, кому три. Те, кто уже получил обещанную рожь, благодарили Чужгана и, взвалив мешок на спину, уходили со двора.

Летом Чужган обмолачивает только две скирды, а на посев ему хватает того зерна, которое возвращают должники. Несколько скирд он обмолачивает зимой, когда поднимается цена на хлеб, да еще молотит, если получит выгодный подряд в Казани. А по мелочи — по пуду, по два — продает редко, только смолокурам, в счет сданного скипидара.

Рядом с Чачи работала еще одна девушка. Девушка сказала, что она здешняя, лопнурская. Ймя у нее было странное, не сразу выговоришь — Сандыр. Сандыр ловко орудовала цепом и все время ругала Чужганов:

— Стелют они мягко, да жестко спать. Вон сколько народу собралось молотить. Идут к нему и думают: вот какой добрый Чужган. Вы тоже за сколько верст пришли помочь доброму человеку. Может, он и сам себя добрым считает. Да только его доброта больше всех ему же самому выгодна. А по правде сказать, много народу из-за него пошло по миру с сумой.

— Зачем же ты сама пришла помогать дяде Осыпу, если он такой злодей? — спросила Чачи.

— Куда же деваться, когда он себе всю землю забрал? Поневоле придешь. Да что тебе говорить — все равно не поймешь!

Чачи и вправду не поняла, за что Сандыр ругает Чужганов.

В первый день Чужган не дал Яшаю обещанного зерна. Пришлось остаться на второй день.

На другой день Сандыр не отходила от Чачи. Но, оказывается, не только Сандыр не сводила с Чачи глаз, на нее все время поглядывал младший сын старого Чужгана — Макар.

Как и вчера, гумно было полно народу: сгребали зерно, клали скирды, Чачи и Сандыр носили в сарай мякину. Когда уже внесли последние корзины, Чачи замешкалась в сарае и отстала от Сандыр. Она направилась было к выходу, как вдруг кто-то схватил ее сзади, потянул и толкнул на мякину. Чачи не успела ничего сообразить, как затрещали завязки на вороте, и она почувствовала на голой груди прикосновение чужой грубой руки. Чачи показалось, что ее ужалила змея. Она изо всех сил оттолкнула руку, вскочила на ноги и в полутьме сарая разглядела Макара. Но Макар не дал ей сделать и двух шагов, обхватил и повалил на пол. У Чачи от стыда и страха перехватило горло, она даже не пыталась кричать.

Но тут кто-то отшвырнул Макара в сторону, помог Чачи подняться на ноги и за руку вывел из сарая. Только тут Чачи опомнилась. Возле нее стояла Сан-дыр.

— Вот дьявол, когда же он успел в сарай забраться? Я же за ним все время смотрела. Он тебя со вчерашнего дня караулит… Совсем сбесился от безделья… У-у, чертов сын, я еще доберусь до тебя!.. — погрозила Сандыр кулаком в сторону сарая.

…Чачи и сейчас, от одного только воспоминания об этом случае, стало страшно.

7

На смолокурне собираются разные люди, и каждый чем-нибудь да отличается от других.

Вот взять хотя бы деда Левентея, который нанимается к смолокурам заготавливать дрова.

Здоровый, высокий мужик, а ест только раз в сутки. Утром встанет и сразу же идет в лес на весь день, даже обедать не приходит. Зато вечером возвращается на смолокурню обычно раньше других лесорубов и приносит, глядишь, то белку, то зайца. Поэтому у него частенько бывает на обед мясной суп.

Ест он тоже не как все: за один присест съедает горшок супа и при этом уминает добрые полкаравая хлеба. И работает он тоже подходяще: каждый день один пилит по полсажени дров.

Чачи, задумавшись, сидела в шалаше. Яшай громко крикнул от очага:

— Чачи, котел готов!

Котел, наполненный порубленными сосновыми пнями и корнями, выдерживают на огне десять — двенадцать часов. Все это время под котлом непрерывно полыхает пламя. Пни и корни нагреваются, растопившаяся смола стекает вниз, а дерево превращается в угли. Когда поленья в котле станут углем, смолокуры говорят, что котел готов.

В детстве, до того, как я уехал учиться в Унжинскую школу, мне много пришлось пожить в шалаше на смолокурне. Я помогал отцу закладывать смолье в котел и вынимать из котла уголь. Если семья небольшая и нет взрослых помощников, мужики часто берут в лес семи-восьмилетних детей «тянуть» вторую рукоятку двуручной пилы. Когда я ушел в школу, «тянула» пилу с отцом моя сестренка Овдоч.

Работа на смолокурне — грязная, пыльная. Копоти там хоть отбавляй. Когда подходишь к смолокурне, еще за полверсты ударяет в нос едкий скипидарный дух, потом слышишь удары топора и треск раскалываемых дров. Пройдешь еще немного, увидишь поднимающийся среди сосен дым, а там уж видны и шалаши смолокуров.

А вон и сами смолокуры: рубахи черные, руки в смоле, лица покрывает черная угольная пыль, одни лишь зубы белеют. Постороннему человеку и испугаться недолго.