Элнет

В романе С. Г. Чавайна «Элнет» запечатлено пробуждение национального самосознания марийского народа, передано радостное ощущение автором в себе творческих сил, ощущение освобождения и счастья первого шага по новому, неведомому отцам и дедам пути литературного. творчества.

И каких бы высот ни достигла марийская литература, этим дыханием первооткрытия роман С. Г. Чавайна будет волновать читателя, как волнует все первое, изначальное.

Вл. Муравьев

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Летом под зеленой листвой я ходил.

Зимою по белому снегу ходил[3].

Марийская народная песня

1

Съезжая по некрутому склону в низинку, Сакар задел лыжей ильмовый куст. Упругий высокий прут хлестнул вершиной нависшую над ним еловую ветку, и на Сакара посыпался мягкий, пушистый снег. Он попал за воротник, запорошил разгоряченное лицо и сразу растаял, превратившись в прохладные, словно утренняя роса, капли. Сакар отер рукавом мокрые лоб и щеки, поднял голову и увидел, как сквозь густые ветви ели струятся чешуйки, похожие на маленькие коричневые листья. Он ухватился правой рукой за подвернувшийся на пути клен, описал около него полукруг и остановился, поставив лыжи поперек склона. Сакар снял с плеча ружье, а его острый охотничий взгляд побежал вверх по направлению падающих чешуек.

Почти на самой верхушке, закрывшись пушистым дымчатым хвостом и подняв торчком уши с черными кончиками, сидела белка и шелушила шишку, зажав ее в передних лапах.

Сакар сошел с лыж, встал под низкой, раскидистой пихтой, неторопливо прицелился. Лесную тишину разорвал ружейный выстрел. Белка, распушив и без того широкий хвост, полетела вниз.

И в тот же миг с соседней ели в снег спрыгнул темно-коричневый зверек. Это была куница, которая тоже охотилась за белкой. Выпавший лишь вчера снег был пушистый и мягкий, но неглубокий. Куница в несколько прыжков перемахнула открытое место, взбежала по стволу на ель, росшую на другой стороне полянки, и, роняя с ветвей снег, пошла скакать с дерева на дерево.

Сакар в мгновение ока подхватил белку, метнулся к лыжам и помчался вслед за уходящей куницей.

Снег хороший, лыжи скользят легко. На ходу. Сакар открыл пестерь[4], положил в — него белку, перезарядил ружье А сердце бьется. «Эх, взять бы эту куницу, — думает он, — сразу бы разделался с долгом старому Чужгану!»

Сакар устал, а куница, будто назло, все бежит и бежит. Вот уже и опушка сосняка. Куница перепрыгнула просеку и снова скрылась в лесу.

«Может быть, это вовсе и не куница? Может быть, это леший нарочно заманивает меня в чащу?» — подумал Сакар и стал про себя читать молитву.

Но куница от молитвы не сгинула: вон она скачет, стряхивая с ветвей снег. «Нет, надо, видать, не так, тут надо хитростью взять, — решил Сакар. — Все равно она от меня не уйдет…»

Сакар остановился, вынул из пестеря белку, осмотрел ее. Ничего не скажешь — хороша: шкурка выйдет крупная, мех крепкий. Пожалуй, за такую Чужган даст двенадцать копеек, а если снести на базар, выручишь все пятнадцать.

Но подстреленная белка только расстроила Сакара: ведь куница-то стоит самое малое десять рублей! Его руки сами собой сжали ружье, лыжи заскользили вдоль еле приметной дорожки, намеченной комочками снега, сбитого куницей с деревьев.

Куница свернула в овраг и пошла по верхушкам. Вдруг она учуяла резкий сладкий запах. Она на миг приостановилась, навострила уши. Вокруг было тихо. Преследовавший ее враг остался далеко позади. А запах манил, притягивал — он шел от осины, которая росла совсем близко, на краю вырубки. Куница перепрыгнула с ели на липу, с липы на пихту, спустилась на землю и по снегу побежала к осине, в стволе которой, метрах в десяти от земли, темнело дупло. Куница взбежала по толстому стволу и юркнула туда.

Вскоре след привел Сакара к той же осине. Он обошел дерево вокруг и уверенно сказал:

— Здесь!

Еще раз обошел осину, быстрым взглядом осмотрел ее от корня до вершины, отметил про себя: «Вход в дупло только один».

Сакар вынул из-за пояса топорик, стукнул обухом по стволу. Посыпался снег, но куница не показывалась. Ударил еще раз, и опять куница не вышла. «Вот упрямая… Ну ладно, раз так не получается, я могу и по-другому…» Сакар облюбовал молодую осинку, свалил ее, отрубил кусок в сажень длиной, сунул палку за кушак и по кривой липе, которая росла, прислонившись к осине, добрался до дупла. Топориком забил палку в отверстие дупла и обрубил ее так, что снаружи торчало всего с четверть аршина.

— Теперь не уйдет, — удовлетворенно проговорил он.

Сакар спустился с липы, встал на лыжи, достал из пестеря краюшку хлеба, закусил и, жуя зачерствевший холодный хлеб, пошел в сторону просеки.

Он вышел на просеку и увидел, что вдоль просеки трусит пегая кобыленка, запряженная в сани-розвальни. В санях сидел кудашнурский мужик Семен, по прозвищу Сирота, с мальчонкой, своим младшим сыном.

— Эй, дядя Семен, стой! — окликнул Сакар.

— Тпру-у! — остановил Семен лошадь. — А-а-а, Сакар. Чего тебе?

— Куда едешь, дядя Семен?