Элоиза и Абеляр

Ныне утраченные любовные поэмы и стихотворения в тот период заняли в душе Абеляра место диалектики и теологии, ибо великий философ под воздействием новых чувств чрезвычайно переменился, чему сам был несказанно удивлен. Те вопросы, по поводу которых он всего лишь несколько месяцев назад столь яростно спорил со своими коллегами, теперь утратили для него интерес. Его помыслы занимает только любовная поэзия. Отвечая на призыв чувственности, он ни на миг не задумывался о том, что из этого ответа может зародиться чувство, способное изменить его самого. Позднее уже начавший стареть Абеляр выразит в своих строках то великое изумление, испытанное им, когда он осознал, что же произошло: «К какому бы виду хищных птиц ни принадлежала та, что наиболее способна приводить в восторг и обманом завлекать свою жертву, дабы превратить ее в добычу, женщина сильнее ее: никакое живое существо не может лучше женщины охотиться на мужские умы и души».

Неистовая сила, с которой Абеляр предавался этой новой страсти, отразилась на всем его поведении: «По мере того как страсть к удовольствиям все более и более завладевала мной, я все менее и менее думал о занятиях и о моей школе. Я испытывал огромную досаду оттого, что мне надобно было туда ходить и там оставаться. Я также испытывал чувство усталости, ибо ночи мои были отданы любви, а дни — работе». Что сталось с блестящим преподавателем, каким он был совсем недавно? «Я проводил мои занятия с равнодушием и холодностью. Я говорил более не по вдохновению, а по памяти. Я всего лишь повторял то, что говорил на прежних уроках, и если я и обладал достаточно свободным разумом, чтобы сочинять стихи, то их диктовала мне любовь, а не философия».

Славу, которую ему приносило поэтическое творчество, Абеляр явно считает явлением низшего порядка по сравнению со своей славой философа и богослова. «Многие из этих стихов, как ты знаешь, стали известны во многих краях, и до сего дня их распевают те, кто оказался под воздействием чар того же чувства». Разумеется, Абеляр испытывает удовлетворение от того, что стихи его известны и любимы народом, но подобное удовольствие все же меньше, чем то, что ему доставляли восторги его учеников.

Здесь нам предоставляется возможность еще раз отметить, что карьера Абеляра — это карьера преподавателя, педагога, она накрепко связана для него с тем влиянием, которое он оказывает на своих слушателей, и с той реакцией на происходящие в нем изменения, которые ученики первыми замечают в своем обожаемом учителе. В связи с этим «всплывала» тема «предавшегося праздности и удовольствиям рыцаря», столь часто развиваемая в рыцарских романах: таков герой романа Кретьена де Труа «Эрек и Энида» рыцарь Эрек — после женитьбы на Эниде он преисполнен счастья, превратившись в человека, совершенно равнодушного к идеалам рыцарства, не стремившегося более продемонстрировать ни свою ловкость, ни свою доблесть, а потому избегавшего турниров и помышлявшего лишь о любви, об удобствах, о легкой и праздной жизни.

На память приходит и еще один образ, который множество раз фигурирует в средневековых сказаниях и на средневековых гравюрах, а именно образ поруганного и осмеянного Аристотеля, в «честь» которого спустя сто лет нормандец Анри д’Андели сочинит преисполненную лукавых насмешек небольшую поэму (лэ); знаменитейший из философов там выступит в роли мужчины, порабощенного женщиной и покорно исполняющего все ее капризы, вплоть до принятия самых смешных поз, выражающих крайнюю степень уничижения.

Встретив Элоизу, Абеляр на собственном опыте познал, что существует нечто, способное обезоружить логику. Он полагал, что опасаться ему нечего, и вот, однако же, приключение, в которое он столь безрассудно «ввязался», дабы удовлетворить то, что сам считает влечением низшего порядка в человеке. Оказывается, это приключение начинает сразу же наносить ущерб и вредить его славе, а ею он дорожит превыше всего. И открывают ему глаза на сие плачевное обстоятельство именно его ученики. «Сколь велика была печаль, сколь горестны были жалобы моих учеников, когда они заметили, в каком состоянии я пребываю, нет, что я говорю, когда они обнаружили помрачение моего рассудка, — это едва ли можно себе вообразить».

Итак, ночи посвящались любви, дни — работе, но главными были ночи. Пребывая в нетерпеливом ожидании того часа, когда начнут тушить огни, когда в доме, погруженном во тьму, воцарится тишина, той минуты, когда можно будет, проявляя осторожность, проскользнуть по коридору и по лестнице к двери, что открывает доступ в сад наслаждений, Абеляр писал и писал любовные стихи.

«Да будет угодно Господу, чтобы ночь никогда не кончалась, чтобы нам с моею подругой никогда не ведать разлуки, чтобы ночной дозорный не увидел никогда ни зари, ни дня… О, Боже, увы! Как рано приходит рассвет».