Элоиза и Абеляр

Патетический дуэт вполне мог бы и должен бы на этом завершиться. Элоиза пожелала его продолжить, но в третьем письме она выказывает свое смирение и как бы готовность следовать той «программе», что предначертал ей супруг, ставший ее духовным наставником. Итак, она пишет «Domino specialiter, tua singualiter», что можно перевести как «Принадлежащая Господу по роду, и тебе как личности». Здесь она вспоминает о диалектике и без особого труда находит нужные категории, мыслить которыми научил ее наставник и ее повелитель; чтобы ему угодить, она вновь становится аббатисой, и раз уж он того требует, отныне с ним будет говорить аббатиса Параклета.

«Чтобы ты не мог в чем бы то ни было обвинять меня в неповиновении и непокорности, я накинула на мое желание выразить мои чувства, всегда готовые выплеснуться наружу, узду твоей защиты. Изливая слова при помощи пера, я по крайней мере смогу остановить то, что в наших отношениях при личных встречах было бы трудно, да нет, что я говорю, было бы невозможно предвидеть и предотвратить. Действительно, нет ничего, что было бы менее нам подвластно, чем наше сердце, и мы вынуждены в большей степени ему подчиняться, чем можем им управлять и ему приказывать. Когда сердечные привязанности терзают нас, нет никого, кто мог бы сдержать их столь внезапные всплески и взрывы, которые тем легче воплощаются в движения и претворяются в слова, чем быстрее совершаются эти приводящие в восторг и эти доводящие до исступления порывы чувств… Итак, я буду силой удерживать мою руку и не позволю ей ничего, кроме того, что мои уста не смогут не сказать. Да будет угодно Господу, чтобы мое страждущее и скорбящее сердце было столь же расположено подчиниться мне, как и мое перо». Это нечто совсем иное, чем холодное молчание или непокорность, это желание преодолеть самое себя, доводящее до героизма в самопожертвовании. Сознательно и решительно Элоиза будет впредь принуждать к молчанию свои чувства, которые она не может искоренить, а так как она опасается самой себя и не доверяет себе, ей придется приложить немалые усилия, чтобы себя контролировать.

Но дело не обойдется без последней просьбы. И в этом Элоиза не испытывает угрызений совести, у нее нет чувства, будто она требует чего-то большего, на что имеет право, и она уверена — Абеляр должен осознавать, что имеет некие обязательства перед ней, и потому должен ответить на ее послание. Кстати, разберемся, не получила ли Элоиза в конце концов то, что она желала? Ведь после чтения «Истории моих бедствий» она пожелала, как она сейчас пишет, вступить в контакт душа с душой, сердце с сердцем с тем, кого она продолжала любить и обмениваться с ним письмами и чувствами, и хотя сей «обмен» и не совершился в том виде, в каком ей бы хотелось, но все же он происходил. Абеляр ей ответил, он был вынужден ради нее забыть о своей немоте и нарушить свое молчание, именно за молчание она его с такой горячностью упрекала. Она заставила его вспомнить о прошлом, столь дорогом ее сердцу. На последнее письмо Элоизы Абеляр также должен был ответить, ибо Элоиза обращалась к нему с вопросами о том, что составляло суть ее настоящего и будущего. «Мы все, служительницы Иисуса Христа и дочери Иисуса Христа, — пишет она от имени сообщества, которым руководит, — обращаемся с мольбой сегодня к твоей отеческой доброте, дабы ты согласился даровать нам две вещи, в коих мы ощущаем совершенную необходимость: первое, о чем мы просим, так это о том, чтобы ты поведал нам, откуда происходит наш монашеский орден и каков наш символ веры; второе, о чем мы просим, чтобы ты даровал нам устав и направил нам его текст; пусть свод сих правил будет специально предназначен для женщин и определяет окончательно состояние нашего общества и вид одеяния, которое мы должны носить, о чем ни один из святых отцов Церкви, насколько нам известно, не позаботился. Именно из-за отсутствия подобного устава сегодня мужчины и женщины в монастырях подчиняются одним и тем же правилам, так что тяжесть одинакового гнета принужден нести слабый пол наравне с сильным полом. Вплоть до сего дня мужчины и женщины в равной мере подчиняются уставу Святого Бенедикта, хотя совершенно очевидно, что правила эти были составлены только для мужчин и могут соблюдаться лишь мужчинами…»