Вечером среды она навестила Полину, та рассказала о поездке к Валентину и о том, как юная Анна адаптируется в «самой обычной школе». Судя по рассказу, было трудно, но преодолимо. Сама Анна разве что прислала несколько фотографий в двух новых, сшитых специально для этой школы деловых костюмах — она была сама не своя от счастья, когда узнала, что там можно и в брюках, и в юбке с открытыми коленями, и в украшениях, и ногти накрасить, и даже глаза. Элоиза тогда посмеялась — вспомнила себя в такой же ситуации — и отвела Анну к своему портному, а тот при помощи нескольких подмастерьев за неделю изготовил два отличных костюма. Один состоял из жакета и складчатой юбки в шотландскую клетку, а второй — из жакета, брюк и жилетки очень красивого серого цвета. Также в специальных местах были приобретены белые блузки в потребном количестве и красивые колготки, «а чулки с такими короткими юбками носят, конечно, но никак не в школу». После чего племянница получила ещё пару старых красивых брошей из Элоизиной шкатулки, и радостная убыла к матери и бабушке. Мать и бабушка юной девы были очень благодарны — сами-то они попытались подступиться к ней с разговорами о подобающей школьной форме, но почему-то не преуспели.
Элоиза показала Полине фотографии, а у Полины нашлись кадры с дня начала учебного года — Анна в клетчатом костюме (и, похоже, всё-таки в чулках) на фоне своей новой школы, Анна с младшими кузенами и Алезией, Анна со старшим кузеном, а все кузены учатся в той же самой школе.
Элоиза искренне желала Анне, чтобы в новой школе у неё всё было хорошо.
В четверг наконец-то возобновились тренировки. Это было счастье, просто счастье. На радостях Элоиза умотала себя до того, что с трудом доехала до дому.
И всё это время её ненавязчиво опекали то Анна, то Лодовико — смотрели внимательно, спрашивали — что она ест и ест ли вообще, как себя чувствует. Она отвечала, что всё нормально, и шла дальше.
А потом наступила пятница, и плотину прорвало. В ленту «под крылом» выложили фоточку — как все они на прошлой неделе приехали в Остию и фотографировались толпой на террасе отеля. И они с Себастьеном — рядом, смотрят друг на друга и улыбаются, только что не в обнимку. И это было как та пуля, выпущенная с близкого расстояния.
Миллион ненужных и вредных сейчас воспоминаний только того и ждал — их разговоры, их прогулки, их совместные дела, их квест по Парижу, их две недели в его комнатах, их ночи… Господи, да что же это такое, почему даже работа не спасает?
Себастьяно лежал на диване в своей гостиной, перед телевизором, который что-то показывал, и никак не мог сосредоточиться на экране.
В среду вернулся Бруно, осмотрел его очень тщательно и сказал, что выздоровление идёт в пределах нормы. Слабость? А он что вообще хотел? Ему не царапину дезинфицировали, ему брюшную полость зашивали. Но подержал до четверга под присмотром, а потом разрешил мигрировать к себе.
Карло и Октавио помогли Себастьяно перебраться домой, и предложили составить компанию в ничегонеделании, но он прогнал их работать. И честно ничего не делал весь остаток четверга и почти всю пятницу.
Конечно, и Лодовико, и Карло рассказывали о происходящем во дворце, но ничего особенного не происходило. Как всегда — то густо, то пусто.
Впрочем, и хорошо, что всё спокойно. Потому что он устаёт и от физической нагрузки, даже минимальной, и от болтовни устаёт едва ли не больше.
Попробовал связаться с родственниками — а то его уже потеряли. Мать звонила в понедельник, хотела высказать всё, что думала про его отсутствие на воскресном обеде, но ему было немного не до того, о чём он честно и сообщил, правда, без подробностей. Дочь спрашивала, куда он потерялся, слала смайлы и сердечки. Потом ещё звонил Марио, он рассказал, что бабушка была очень злая, и хотел узнать — не случилось ли чего. Себастьяно зачем-то рассказал — что да, случилось, но уже всё в порядке. То есть — постепенно приходит в норму. Да, бабушке можно рассказать. Нет, приходить не нужно, ему пока ещё тяжело долго общаться с кем бы то ни было, а как станет попроще — он сам приедет. Звонить можно.
Но даже телефонные разговоры даются тяжеловато.
Идеальным занятием виделось — помолчать с Элоизой. Полежать рядом, подремать. Обнять её, и пусть дышит куда-нибудь в плечо или в шею, или в ухо. Перебирает его волосы. Гладит щёку. Просто смотрит, или даже не смотрит. Сидела бы тут, читала бы книгу, пила кофе. От неё бы пахло — кофе, и немного духами, и ещё каким-нибудь хитрым зельем, которым она моется или мажется. Просто она есть, и просто рядом.
Но Элоиза не появлялась со вторника. Видимо, Бруно вернулся, и ей больше незачем его навещать — он в хороших руках.