Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

Я сидел в стороне от озерка и радовался: нет, не бродячие собаки, а самые обычные деревенские шарики и дозоры прознали дорогу к Лягушьей каре. Теперь все эти шарики и дозоры посажены мальчишками на цепь, и больше некому беспокоить птиц. Все решилось куда проще. Вот если бы к озерку проложили свои тропы настоящие бродячие собаки, то победа не далась бы нам так легко: попробуй поймай такую собаку...

К обеду прибыли мои друзья-помощники. Я по форме отчитался им за все то, что произошло здесь, в пределах моего сторожевого поста, с утра до обеда, и сдал дежурство.

Правда, мы сразу не расстались - я еще долго рассказывал этим удивительным мальчишкам о жизни птиц, о трудных дорогах пернатых на юг и обратно, к родным гнездам. А они внимательно слушали и были очень рады, что все мы вместе так быстро победили, так скоро прекратили все разбойные набеги на Лягушью кару.

Наверное, мои друзья в тот первый день так и не догадались, что главными врагами белых, красивых птиц, которых все мы очень любили, были их собственные шарики и дозоры, оставленные без присмотра.

А потом, когда чайки благополучно вывели и вырастили своих птенцов, я рассказал мальчишкам и об этом - я открыл им тайну, что никаких бродячих собак здесь никогда не было. Они, конечно, смутились, им действительно было стыдно за своих четвероногих друзей, которые чуть было не разорили колонию озерных чаек, разместившуюся рядом с нашим большим, шумным поселком.

Небольшое озерко-болотце и сейчас светится под окнами моего дома, и сейчас с ранней весны до середины лета над этим озерком белым облачком вьются чудесные белые птицы, которых нам удалось сохранить. И счастлив я оттого, что удалось мне объяснить мальчишкам, как ранима, как беззащитна бывает природа и как доверчиво встречает она любую заботу со стороны человека.

ВАСЬКА-БРАКОНЬЕР

На озерке-болотце, что было недалеко от моего дома, из года в год гнездились кряковые утки. Эти утки появлялись над нашим озерком рано по весне, когда начинал таять лед и из-подо льда показывались первые языки весенней воды. А чуть позже, когда лед с озерка сходил совсем, утки уже подыскивали себе места для гнезд.

Сколько утиных гнезд будет в этом году на нашем озерке, я узнавал заранее. И в этом помогали мне сами утки.

Подыскав место для гнезда, каждая утка объявляла о своем решении вывести утят именно здесь, в этом месте, громким и хорошо слышным издалека криком. "Та-та-та-та-та", - кричала одна утка на озерке-болотце. "Та-та-та-та-та", - повторяла вторая, а может быть, и третья, и тогда я точно определял, что в этом году недалеко от моего дома может появиться на свет сразу три утиных выводка.

Но обычно здесь, на небольшом озерке, задерживалась по весне только одна утка и только один утиный выводок появлялся на свет. Ведь наше озерко было совсем небольшим.

К середине лета утята подрастали, и утка-мать уводила их из высыхающего болотца через сырой луг к реке. Когда именно совершались эти переселения утят и утки, в какое время суток? Скорей всего, ночью, так как днем и утка и утята все время были на виду и мне ни разу не приходилось видеть утиное семейство, отправившееся в ответственный поход.

О том, что утята и утка благополучно перебрались в реку, я узнавал сразу. Во-первых, я тут же обнаруживал, что утиное семейство исчезло из своего родного озерка, совсем превратившегося к этому времени в болото, а во-вторых, перебравшиеся в реку путешественники далеко не уплывали от моего дома и почти все время вертелись около мостков, с которых я брал воду.

Первое время утка, конечно, не доверяла мне и, заметив человека, вышедшего из дома, тут же подавала тревожный сигнал, а сама быстро-быстро плыла прочь. Утята же, заслышав сигнал тревоги, мгновенно ныряли, выныривали только в зарослях куги и здесь, затаившись, ждали, когда, наконец, прозвучит другой сигнал - сигнал отбоя тревоги.

Когда я отступал, не шел дальше к мосткам и усаживался на крыльце, утка переставала беспокоиться, медленно направлялась к зарослям куги, где прятались ее малыши, и утята, завидев мать, один за другим выбирались из укромных мест и быстрыми бурыми шариками принимались крутиться среди ряски и листьев кувшинки.

Шло время, я не беспокоил утиный выводок, и скоро утка и утята привыкли ко мне настолько, что спокойно выбирались на доски моего мостка, отдыхали здесь, приводили в порядок свои перышки и смело подбирали хлебные крошки, которые я оставлял на мостках специально для них.

Когда наступали холода и приближалось время утиного перелета, мои утки становились осторожнее, реже выбирались на мостки и я чаще видел их уже не на воде, а в воздухе, когда, посвистывая крыльями, они пролетали над самым моим домом.