Еловые дрова и мороженые маслята (Рассказы и повести)

Я присмотрелся… Вот одна недавно нарытая кучка. Здесь крот вытолкнул наверх землю уже после того, как выпала роса, — на этой кучке земли росы не было. Следом за этой кротовиной ближе к берегу появилась совсем недавно еще одна кучка земли, вытолкнутая кротом из норы. «Так, так, — рассуждал я. — Крот рыл ход-нору в сторону берега и по пути выталкивал наверх мешавшую ему землю. А тут поблизости оказался обрыв… Ну и догадливый же зверек — не стал рыть вертикальный колодец, а принялся сталкивать нарытую землю вниз с обрыва…»

Мне очень хотелось разрыть ход, чтобы увидеть самого зверька-землекопа. Но не тут-то было! Зверек тут же стих. Прошло немного времени, и снова сверху вниз, к моим удочкам, покатились комья сырой глины. Крот оказался упрямей меня — ему надо было во что бы то ни стало закончить свою работу, освободить новую подземную улицу от лишней земли, и он точно и верно выполнял намеченное.

Я оставил крота в покое. Собрал свою снасть и отправился домой. Нет, я не сердился на крота, который испортил мне всю рыбалку. Я просто понял, что вот такая большая настойчивость маленького зверька и помогла ему неторопливо и уверенно завоевать подземный мир, помогла построить свои подземные города, проложить длинные подземные улицы, где целыми днями кроту приходится работать, работать и работать.

С тех пор я стал гораздо уважительней относиться к кротам и старался никогда не наступать на кротовые холмики, кротовины, и на кротовые ходы, что встречаются в наших местах чуть ли не на каждом шагу.

БАРСУК

Не так давно отправился я в лес за грибами. После первых осенних холодов в лесу появились опята, и я торопился собрать хоть немного опят, пока снова не ударят ранние утренники.

В лесу я задержался и возвращался домой уже поздно вечером. Идти домой я мог либо по дну оврага, либо, обогнув овраг, по берегу речки. Конечно, по берегу речки идти было веселей, спокойней, но дорога по дну оврага была короче. Время было позднее, я боялся не попасть до темноты домой и смело шагнул на тропку, ведущую вниз мимо кустов орешника.

Овраг был неглубоким, не очень страшным, я часто ходил здесь по узенькой тропке, возле которой нет-нет да и попадались свежие горки земли, нарытые кротами. Я знал на своем пути здесь каждый камень, каждую упавшую вниз ветку, а потому смело шел среди кустов, почти не глядя под ноги. И вот тут-то и произошло событие…

Я неожиданно споткнулся. Нагнулся и увидел перед собой на тропке большой круглый камень-валун, которого утром здесь вроде бы не было. Рассмотреть как следует валун в сумерках я не смог и только ощупал его рукой. Вечерняя роса еще не выпала, а камень оказался влажным, как будто его только что вырыли из земли. Выходило, что этот камень-валун кто-то нарочно откопал и положил сюда на тропу.

Неужели надо мной кто-то подшутил? Ну какие могли быть шутки в вечернем сентябрьском лесу, когда километра на три вокруг не было ни одного человека!

Пока я сидел на корточках возле валуна и раздумывал, откуда все-таки взялся этот камень, вверху что-то зашуршало, потом треснула ветка, потом что-то зашуршало совсем близко от меня — и на тропу скатился еще один камень, правда, поменьше первого.

Кто же это спускает вниз, в овраг, камни? Я замер, немного подождал и совсем скоро услышал, как сверху опять покатился небольшой камень.

Я отошел в сторону, чтобы камень случайно не ударил меня, и затаился. Ждал я долго, еще несколько раз слышал, как сверху катятся в овраг большие и маленькие камни, слышал, как шуршала по опавшим листьям земля на склоне оврага… Наверху определенно работал какой-то странный ночной землекоп.

Я сидел и вспоминал, кто из наших зверей умеет рыть норы. Лиса, барсук, норка, хорек… Ну, хорек и норка здесь не в счет: эти зверьки небольшие, норки у них маленькие и так шуметь во время земляных работ они не станут. Да и норки свои эти зверьки чаще устраивают поближе к воде, в завалах, а уж никак не на склоне большого оврага.

А может быть, это лиса? Да, лиса роет норы по оврагам, но работает она обычно лишь днем. А вот барсук — ночной работник. Он и охотится по ночам, и жилище свое ремонтирует в темное время суток.

Честно говоря, я уже догадывался, кто напугал меня, но свою догадку держал при себе, пока не услышал наверху негромкое упрямое сопение. Я осторожно поднялся и, стараясь не шуметь, переступил через скатившиеся вниз камни и пошел домой. А утром, когда встало солнце, снова отправился в овраг.

На дне оврага я отыскал вчерашние камни, отыскал свеженарытую землю, скатившуюся по склону, и тут же на этой свеженарытой земле разобрал давно знакомые мне следы. Эти следы походили на следы небольшого медвежонка. Конечно, таинственным ночным землекопом был барсук.

Вы спросите, а почему я сразу не догадался, что это был барсук? Дело в том, что в нашем овраге барсуки раньше никогда не водились. Эти звери жили в нашем лесу, но только в другом месте, а потому я сразу и не поверил сам себе.

Где были старые барсучьи норы, я знал и сразу же отправился туда, чтобы узнать, живы ли, здоровы ли хозяева этих нор.